Ложь во спасение

«Дура!» – привычно обругала себя, выхватила из Женькиных рук куртку и помчалась в ванную. Она думала, что если сейчас задержится хотя бы на пару лишних секунд в прихожей, будет только хуже. Хотя теперь, после того как он признался ей в убийстве, а она в очередной раз призналась ему в своей глупой и безнадежной любви, хуже уже и быть не может.

Куда уж хуже?!

– Иди в комнату и жди меня там! – бросила она Женьке через плечо и хлопнула дверью. – И никуда не смей уходить! Слышишь?

Закрывшись в ванной на все запоры, открыла на полную мощь кран с холодной водой и долго плескала в лицо, совсем позабыв про куртку, которую собиралась чистить.

«Ну и пусть, – вдруг подумала Лена. – Ну и пусть даже убил. Какая разница? Мало ли кто кого убил. Мало ли…»

Вода из крана текла широкой и мощной струей. Брызги отлетали от поверхности раковины, оседая на стенах крошечными прозрачными каплями. Казалось, что все это происходит во сне. Нужно просто сделать над собой усилие и проснуться. Лена снова плеснула в лицо водой, зажмурилась от холодных брызг, которые потекли вниз, под ворот халата, противно защекотали шею и грудь, но все-таки ее не разбудили.

А мысли текли своим чередом. Избавиться от них было невозможно.

Теперь-то уж точно она его никуда не отпустит. Никуда и никогда от себя не отпустит! И черт с ней, с этой брюнеткой, которая, наверное, не любит его совсем, раз позволяет ходить с таким потерянным видом по улицам. В грязной куртке и в грязных ботинках, с глазами оставленной на зиму в дачном поселке собаки.

Лена вспомнила про куртку и начала ожесточенно тереть ее мокрой щеткой. С такой злостью, как будто куртка была в чем-то виновата. Как будто это она двадцать три года назад заставила Лену влюбиться в Женьку, а потом сделала так, чтобы Женька ее никогда не полюбил. Чтобы он вляпался в историю с этим трупом, непонятно каким образом оказавшимся у него в квартире, и чтобы потом вообразил, что труп – это его собственных рук дело. Как будто много еще чего нехорошего сотворила ни в чем не повинная эта кожаная куртка. И теперь вот настал час расплаты.

«Нет, – мысленно сказала она Женьке, продолжая тереть щеткой запылившиеся места. – Нет, никого ты не убивал. Поверь мне, уж я-то знаю. Я знаю, а ты – ошибаешься. И я понятия не имею, кто и каким образом внушил тебе эту глупую мысль. Но лично мне плевать на эти внушения. И только попробуй начать со мной спорить. Только попытайся, я тебя… Я тебя по стенке размажу!»

От досады, от собственного бессилия она снова всхлипнула, но расплакаться себе не позволила. Закрутила кран до упора, некоторое время постояла в непривычной и оглушающей тишине, бросила щетку на ободок раковины и вышла, решительно толкнув дверь.

В квартире было тихо.

Сначала эта тишина не показалась ей тревожной. В сложившихся обстоятельствах трудно было предположить, что Женька станет, например, смотреть в комнате телевизор.

– Твоя куртка готова! – проинформировала Лена издалека. – Чиста, как первый снег. Можешь меня похвалить!

В ответ – все та же тишина. Хвалить Лену никто не собирался. По крайней мере не сейчас.

– Эй! – Она нахмурилась, не понимая, в чем дело. – Ты там уснул, что ли? Или оглох?

Остановившись в проеме двери, Лена удивленно обозревала пространство своей маленькой комнаты, в которой почему-то не оказалось Женьки. Ни в кресле, ни на диване, ни на табуретке возле стола с компьютером – нигде.

– Женя, – позвала она на всякий случай, надеясь непонятно на что.

Никто не отозвался.

Лена медленно побрела на кухню, по дороге заглядывая во все помещения, что попадались на пути, – в ванную, в туалет и крошечную кладовку. Кладовка была до такой степени заставлена банками и прочим хозяйственным хламом, что, вздумай Женька там спрятаться, ему пришлось бы висеть на потолке, ухватившись руками и ногами за лампочку.

Его не было ни на кухне, ни в ванной, ни в туалете. И в кладовке, ухватившись руками и ногами за лампочку, он тоже не висел.

А в прихожей не было его ботинок. От ботинок осталась только маленькая горстка дорожной пыли.

Получалось, что Женька ушел. Куда и зачем – неизвестно.

От обиды у Лены дрогнули губы.

За окном совершенно некстати запел соловей, облюбовавший в качестве сценической площадки для выступлений ветку дерева как раз напротив окна ее квартиры.

– Заткнись, – зачем-то прошептала она соловью. – Заткнись, и без тебя тошно.

В руках у Лены по-прежнему была Женькина куртка.

Если бы она не пошла в ванную чистить куртку, то Женька бы никуда не ушел. Даже если бы захотел – она бы его не отпустила. И получалось, что теперь куртка на самом деле была во всем виновата. И не оставалось ничего другого, кроме как швырнуть куртку на пол, посылая вслед самые страшные проклятия.

Куртка упала на пол и по инерции проехала по скользкому линолеуму вперед еще с полметра. Из кармана, звякнув, вывалилась связка ключей и маленькая баночка темно-коричневого стекла с бумажной этикеткой на боку. Лена подошла и взяла баночку в руки.

– «Вероамитриптилин», – вслух прочитала она название на этикетке.