Ложь Моего Монстра

— У тебя есть все эти планы подняться на вершину, верно? — бормочу я, как будто он меня слышит. — Ты поднимешься так высоко, что люди будут ломать себе шеи, глядя на тебя. Ты построишь и разобьешь как можно больше карточных домиков, просто потому что ты можешь. У тебя слишком много планов и дел, так что ты не можешь отказаться от них сейчас... Кроме того, Карина потеряет весь прогресс, которого она достигла, если с тобой что-то случится. Она действительно любит тебя, но у нее не хватает уверенности, чтобы выразить это, потому что она боится, что ты снова можешь уйти. Я думаю, что Константин тоже любит тебя, но он просто сильно запутался из-за твоей матери... А Виктор... что будет с твоей тенью, если тебя не станет? Он не может быть чужой тенью после того, как столько лет посвятил тебе. И Анна... она будет опустошена. Юрий, Максим и остальные мужчины тоже. Они уважают тебя, потому что видят в тебе пример для подражания. Не потому, что боятся тебя... Все эти люди зависят от тебя, поэтому ты не можешь уйти...

Я снова бормочу и рыдаю, пока не вижу его только через затуманенное зрение.

— Сэр...

Когда я поднимаю голову на голос медсестры, я вытираю глаза рукавом пиджака. Я представляю, что они, вероятно, налились кровью и покраснели, так как она дважды проверила меня, прежде чем продолжить:

— У вас посетители снаружи.

Наверное, полиция.

Бросив последний взгляд на Кирилла, я глажу стекло, как будто ласкаю его лицо, и выхожу из реанимации.

Как только я выхожу, моя щека отлетает в сторону от безжалостной пощечины. Я застываю на месте, когда появляется не кто иной, как бабушка в сопровождении моего дяди, который переоделся в повседневную рубашку, брюки и тяжелое пальто.

Моя бабушка — невысокая женщина с квадратным лицом и седыми волосами, собранными в тугой пучок. Ее морщины образуют карту десятилетий, прожитых ею на этой земле. Она одета в консервативное серое платье длиной до колена с толстой золотой брошью на груди. Ожерелье, браслет и фамильное кольцо дополняют образ. И трость, которой она постукивает по полу.

Я всегда знала, что бабушка не предпочитает меня моим двоюродным сестрам или брату, но впервые она смотрит на меня с чистым презрением.

— Мама... — Мой дядя пытается оттащить ее назад, но она отталкивает его и снова бьет тростью по полу.

— Как ты смеешь мешать нашей мести этой гнилой семейке? — спрашивает она с чрезвычайно высокопарным русским акцентом — таким, с каким я говорила до того, как попала в армию и была вынуждена его потерять.

Мои плечи горбятся, как каждый раз, когда она меня ругает. Я всегда добивалась одобрения бабушки, но никогда его не получала, поэтому я не уверена в себе, когда нахожусь перед ней.

Трость с золотой полосой и вороньей головой в ее морщинистой руке была бичом моего существования. В детстве меня чаще всего били ею.

Иногда даже услышать, как она стучит по земле, достаточно, чтобы в моем затылке началось тиканье.

Я дважды сглатываю, прежде чем мне удается заговорить.

— Кирилл не имеет никакого отношения к нашей мести.

Трость проносится в воздухе, прежде чем врезаться в мой бок, и я вздрагиваю, но не ухожу с дороги.

— Так ты теперь переходишь на другую сторону.

— Нет. Но я не позволю никому убить его.

— Ты защищаешь его всем, что в тебе есть. Интересно, как он отреагирует, если узнает, что ты Иванова. — Она поднимает нос вверх. — Он и его отец сделали все, что было в их силах, чтобы устранить нас. Думаешь, он легкомысленно отнесется к знаниям о «выживших»?

— Он не такой. — И я серьезно. Кирилл может быть безжалостным, но он заботится о Карине и Анне. Он не причинит вреда детям, независимо от того, какие цели преследует.

— Саша, — начинает мой дядя. — Ты отрицаешь, и это угрожает не только твоей жизни, но и нашей. Мне нужно убить Кирилла, пока он один и беззащитен. Такого шанса, как этот, у нас больше не будет.

— Нет. — Слово прозвучало слишком грубо и гортанно, и определенно не так, как я обычно разговариваю с двумя самыми почитаемыми членами моей семьи.

— Что ты только что сказала? — недоверчиво спрашивает бабушка.

— Я сказала «нет». У тебя нет доказательств. Кроме того, дядя, разве ты не говорил, что тот, кто заказал убийство, был высшим чином в армии? Разве я не завербовалась, чтобы найти его?

— Тот, кто заказал убийство, был военным, — говорит дядя. — Я тогда не знал его имени, но после смерти Романа из надежных источников узнал, что это генерал Абрам Кузьмин. Но вот в чем дело. Прежде чем я смог добраться до него, он был найден загадочно убитым на улицах Москвы вскоре после того, как Кирилл стал главой семьи Морозовых. Ты думаешь, это совпадение, что единственный свидетель деяний Романа был убит после его смерти? Единственный, кто мог заказать это убийство — Кирилл. Роману незачем скрывать информацию после своей смерти. Однако его сын делает все возможное, чтобы замести следы.

Мой мозг готов взорваться от наплыва информации, но я все равно качаю головой.