Ложь без спасения

«Он ушел почти ни с чем, – подумала женщина и внезапно почувствовала озноб, хотя ей только что было жарко. – Бросил здесь все, кроме, вероятно, своего кошелька, того сомнительного портфеля и мобильного телефона… Причем его мобильник по-прежнему остается отключенным. Что с ним случилось?»

Анри взломал водительскую дверцу машины, чтобы Лаура смогла дотянуться до рычага, без которого невозможно было открыть багажник.

– Ты уверена, что нам следует это сделать? – с сомнением спросил он, и Лаура нетерпеливо возразила:

– Боже мой, а что мне еще остается делать? Мой муж бесследно пропал. Может быть, я найду в этой чертовой машине хоть какой-нибудь след!

Жоли необычайно ловко и быстро открыл машину и тут же, сославшись на работу, отправился в «У Надин». Уже второй раз за это утро фрау Симон рассердилась на него, посчитав бесчувственным. Обычно он был совсем другим. Милый, всегда готовый помочь Анри… Теперь же он вел себя так, словно все докучали ему.

Следуя своей интуиции, Лаура порылась в карманах куртки, лежавшей на заднем сиденье, но нашла там только упаковку бумажных носовых платков. Потом заглянула в бардачок и в отсеки на дверцах. Карты, руководство по эксплуатации, одна-единственная зимняя перчатка, скребок для очистки стекол от наледи, пустой футляр для очков… Наконец Лауре попался один конверт, вызвавший у нее интерес. Этот конверт не был заклеен и выглядел белым и очень чистым, словно не торчал уже давно среди помятых, пришедших в негодность предметов в отсеке автомобильной дверцы. Лаура вынула из него два билета на самолет и уставилась на них, словно еще никогда не видела ничего подобного.

Билеты на имена Петера и Лауры Симон, полет должен был состояться в прошлое воскресное утро из Ниццы в Буэнос-Айрес. Но поскольку было ясно, что Петер собирался лететь не с ней, Лаура сразу поняла, что он использовал лишь ее имя. Билет предназначался для женщины, с которой ее муж проводил время в Перуже. Для женщины, с которой у ее мужа была интимная связь. Связь, которая все еще продолжалась.

По каким-то причинам этот полет не состоялся. Но Лауру это не должно теперь волновать.

Ей стало так холодно, что она задрожала. Не в силах стоять, женщина опустилась на водительское сиденье, с удивлением заметив, как трясутся у нее ноги. Затем посмотрела через ветровое стекло на высокие деревья, качавшиеся на ветру – сквозь их ветви можно было видеть море, имевшее тот же мрачный цвет, что и небо. Держа в руках осколки своей супружеской жизни, Лаура стала рассматривать последние двенадцать часов с невероятно большой дистанции: вот она, маленькая девочка, которая верила в сказки, которая непоколебимо держалась за невинные мечты, которая сгибала действительность в дугу до тех пор, пока не становилось возможным жить в согласии с ней, – даже такой ценой, когда в конце концов от этой действительности уже не оставалось ни капли. Как же необычайно хорошо она подходила для того, чтобы ее обманывали! И ведь обманул ее не кто-то посторонний, а собственный муж, причем она сама сделала все, чтобы облегчить ему эту задачу. Вчера вечером Лаура чуть ли не до эйфории внушала себе, что Петер не бросил ее, делая из него невинного ангела. Осознание его вины было нестерпимо для нее, и она погрузила себя в бессмысленную надежду.

Если рассмотреть все трезво – а теперь фрау Симон заставила себя сделать это, – то она потеряла своего мужа. То, что она всегда считала самым ужасным и невыносимым, что только могло случиться в ее жизни, теперь наступило. Петер предпочел другую женщину и хотел полететь с ней в Аргентину, чтобы, вероятно, начать там новую жизнь. Он выдал ее за свою супругу, как и тогда, в отеле в Перуже. Кто-то или что-то в последний момент помешало его планам, но кто и что именно, не должно ее интересовать. И не важно, как это все закончится и что выяснится; ее браку с Петером пришел конец. Для них двоих больше не было шанса.

И впервые с той злополучной субботы Лаура заплакала: скрючилась над рулем, обхватив его руками, и предалась сильным, мучительным рыданиям навзрыд. Она так надеялась в предыдущие дни, что ей удастся порыдать, что когда-нибудь ее прорвет и она освободится от внутреннего напряжения… Наружу вырвалось все ее отчаяние – не только то, что она пережила в последние ужасные мгновения, но и то, что скопилось в ней за годы, все, что она не воспринимала всерьез, а лишь постоянно отстраняла от себя. Это отчаяние включало в себя все: утрату профессии и самостоятельности, чувство, что она была неполноценной в глазах мужа, возрастающее презрение, с которым он обращался с ней, что она осознала только сейчас… Одиночество тянущихся дней, когда она боролась с чувством вины, потому что считала общество ее маленькой дочери утомительным, потому что ей было скучно с ней и она постоянно впадала в депрессию…