Он выпил два стакана красного вина, чтобы немного расслабиться, но на самом деле это мало помогло ему. Раненая ступня причиняла ему все больше тревоги. Она опухла и пульсировала, и нога почти до самого колена была горячей. Конечно же, Кристофер не мог сейчас принимать это во внимание – не теперь, не в его ситуации. Но он опасался, что в ближайшие дни ему придется срочно обратиться к врачу и что тот сообщит ему нечто неприятное.
«Но об этом я подумаю позже», – сказал себе Хейманн.
Он обул туфлю только на здоровую ногу, а на опухшую вместо обуви надел несколько носков. Будет, конечно, неприятно в такую сырую погоду на улице, но сойдет; да в конце концов это и неважно. Его жизнь была разрушена, и мокрые носки по сравнению с этим не имели никакого значения.
Хейманн осмотрел свое снаряжение: фонарь и отмычку. В тот вечер, готовя ужин для себя и Лауры, он ходил в ее подвал за вином, пока она принимала душ, и при этом проверил дверь, ведущую на улицу.
Канат, при помощи которого он сделает свое дело – точнее, вынужден сделать, – находился у него в машине. Он был наготове, так к чему ждать дольше?
Кристофер как раз хотел открыть входную дверь своего дома и выйти в темный дождливый вечер, как услышал какой-то шум. Он не мог сразу определить, что это было, но потом понял, что звуки раздавались со стороны подвальной лестницы. Кто-то осторожно царапал в дверь и копался в дверном замке.
Он совсем тихо приблизился к подвальной двери. Так тихо, насколько это было возможно с шаркающей ногой. Тварь, должно быть, стояла сразу же за дверью. Она становилась все более смелой в своем отчаянии – стала еще громче и отчетливее возиться с замком. Пыталась взломать его… А если судить по звукам, то она использовала для этого не только свои ногти. У нее что-то было в руках, что-то из железа или, по крайней мере, из жести. Такое нетрудно было найти в подвале. Ему надо быть настороже.
Дверь в подвал открывалась вовнутрь. Выступ над ведущими вниз ступеньками, на котором можно было стоять, был довольно узким, а сама лестница, выложенная из камня, была очень крутой и неровной.
Там не было никаких перил. Хейманн вспомнил, как Каролин всегда ныла из-за этого. «В один прекрасный день там кто-нибудь убьется насмерть», – часто говорила она.
Кристофер повернул ключ в замке – и тут же, не раздумывая и не мешкая, со всей силы толкнул дверь.
Он успел увидеть ее лицо, полное ужаса. Ее широко раскрытые глаза. Ее руки, которые вдруг начали дико загребать воздух и не находили опоры. Он услышал звон, с которым у нее из рук выпал домкрат и с грохотом полетел вниз по ступенькам, ударяясь о каждую из них.
Он видел, как тварь старалась удержать равновесие, и знал, что она проиграла в этой борьбе. Он слишком сильно и неожиданно ударил ее дверью. Через пару секунд она полетит вслед за домкратом в глубь подвала…
Хейманн видел, как она катилась вниз, видел, как она перевернулась, слышал, как ее голова с глухим звуком ударялась о каменные ступеньки. Он слышал, как она кричала, и знал, что она умрет.
Единственным, чего он не знал, было то, что прежде чем потерять сознание, она думала о саде с персиковым деревом.
Но его это ни капельки не интересовало.
Надин Жоли была удивлена, что «У Надин» снова было закрыто, когда она подъехала туда без двадцати десять вечера. Она считала, что это будет подходящий момент: в это время года сюда приходили поесть в основном местные жители, а они ужинали поздно, чаще всего только после девяти часов. С девяти до половины одиннадцатого Анри будет незаменим. Так что у них с Надин произойдет лишь короткий разговор на кухне, только чтобы внести ясность, а кроме того, она хотела при этом окончательно попросить его о быстром разводе с взаимным согласием. После чего упаковала бы свои последние вещи и исчезла.
Таков был ее план. Но, как она теперь убедилась, Анри опять уклонился от разговора. В доме было темно, и его машины на заднем дворе не было. Он уехал и, возможно, надолго.