Ложь

Большая люстра блистала множеством лампочек, отражалась пестрыми радужными огнями в хрустальных рюмках и бокалах, в темных разноцветных бутылках и фарфоровых блюдах, и бросала яркий свет на белую скатерть, усыпанную цветами.

Лиза сразу погрузилась в мир богатства, довольства, красоты и дружеского, товарищеского немецкого непринужденного веселья. Она любила этот мир. Она сейчас же позабыла об отце и о том, что ее ожидает завтра. Ей стало казаться, что этого не может быть, и то «entweder-oder», о котором она говорила тете Маше, вот-вот решится в ее пользу.

– Achtung! – барон подал Лизе букет. – Фрейлейн Лизе… Представлять вам никого не надо, вы всех знаете, но позвольте мне в этот наш прощальный вечер напомнить вам членов нашей дружеской компании, так опечаленной тем, что вы принуждены покинуть Германию, так гостеприимно вас принявшую, и где, я надеюсь, вы чувствовали себя, как дома… Я хочу, чтобы они все запечатлелись в вашей памяти навсегда… Если только в нашем мире есть такое понятие – «навсегда»?..

– О, барон, – сказала смущенная Лиза. – Могу ли я когда-нибудь и где-нибудь вас позабыть!..

– Вот этот, здоровый парень, – вы его знаете, – Курт Бургермейстер… О, я вижу, вы его очень хорошо знаете… Вы, как будто, даже немного покраснели… Славный парень, инженер, изобретатель и преданный сын Германии. Немножко узковат в своих воззрениях. И, пожалуй, – шляпа!.. Идет по цветнику, и не видит цветов, – удел ученых и, особенно, математиков…

Курт протянул Лизе большую, сильную руку. Какой-то ток промчался по жилам Лизы. Она посмотрела в глаза Курту. Она ждала, что скажет ей Курт. Может быть, это будет даже сейчас!..

Курт ясными, спокойными, уверенными в себе глазами посмотрел в синеву глаз Лизы, и, ничего не сказав, отошел в сторону, уступив место высокой темной шатенке, со стрижеными на затылке волосами, с локонами на темени, и почти черною обнаженною спиною… Ее круглое, с выдающимися скулами, лицо сияло. Она едва удержалась от того, чтобы не прыснуть радостным смехом в лицо Лизе.

– Und das ist die slavische Seele[24], Софихен Верховцева. Ваш верный и неизменный друг. Преданный вам со всем пылом славянской души.

Темная, загорелая рука в нежном золотистом пуху обняла Лизу за шею, и Соня горячо поцеловала подругу. Лиза почувствовала запах водки.

– Вы уже пили, – с возмущением сказала она.

– О! Ja!.. – ответила, смеясь, Соня.

– Позвольте, фрейлейн… это Фред Ленфельд… Покажи ладони, Фред… А? Какие мозоли!.. Только из лагеря, где отбывал повинность на рабочем фронте… Видите, как трудился Фред на пользу Государству… А сам – белокур, синеглаз, настоящий Гессенец… Чистая раса…

– Zu Befehl![25] – ломающимся, полудетским голосом сказал юноша, одетый в коричневую рубашку с воротником и галстуком, вобранную в шаровары.

– Его сестра, Эльза… Доктор медицины.

Высокая, худощавая девушка в больших круглых очках радостно пожала руку Лизы.

– Теперь пойдут все ученые… Кэт Бланкен… Не смотрите, Лиза, на легкомысленный, вид этой девицы, на ее столь развитую грудь и прочее и прочее; все в порядке; не смотрите, что она уже до вас порядочно выпила водки, Русской водки, – она, тем не менее, доктор политической экономии!.. Она даже любит, чтобы на письмах ей писали: Fräulein Doctor[26]… Ну, что скажу я вам о нашей маленькой Марихен Гутштабе?.. Вы посмотрите, можно ли довести свою плоть до такого полного отсутствия плоти?.. Один скелет… Статуэтка Хутшенрейтерского фарфора. Ни живота, ни груди, ни, словом, ничего того, что может волновать такого старого циника, как я… А волосы?.. Если не водород, то такого цвета ржаной соломы вы не найдете и у дев Гессенского Герцогства, где жили отважные Амазонки, прогнавшие римлян с высот Таунуса… Теперь… Кажется, мы все вместе смотрели Зудермановскую «Родину», с Зарой Леандер, в киношке. От Зудермана, как это всегда бывает в фильмах, ничего не осталось, зато Зара Леандер там сверх великолепна, и вы помните это?..

Барон прекрасным, будто и точно женским, низким, грудным контральто, пропел весьма выразительно:

Voll Verlangen nach der Liebe,
Und er wünscht, dass es ewig so bliebe,
Denn die Liebe macht so schön[27].

Монокль выскочил из его глаза. Круглое, полное лицо барона широко улыбалось, а молодой человек в синей матросской куртке с золотыми пуговицами с якорями, матрос немецкого торгового флота, высокий, темноволосый, с блестящим пробором на голове, припомаженный и очень красивый, вспыхнул ярким молодым румянцем, и большие, «карие, влюбленные глаза» его устремились на Лизу с таким обожанием, что Лиза смутилась…