Ловцы снов

Не знаю, почему, но ее взгляд всегда вводил меня в ступор. Глубина. Синее, с темно-сизыми прожилками. Пушистые ресницы, светлые, а на солнце отливающие рыжиной. У меня почти не осталось ее фото – удалила с компьютера, а бумажные сожгла. Виктор сказал, так будет лучше. Правильнее. Мне и правда тогда стало легче, с глаз долой – из сердца вон.

Она смотрела на меня с фотографии укоризненно, будто я предала нашу с связь, стерев всякое воспоминание о ней.

Не знаю, как так вышло, что мы настолько сблизились. С донорами необязательно спать, даже дружить – лишнее. Деловые отношения – лучший вариант, я и планировала их такими. Я знала, что у Светы был другой стрикс. Алексей Воронин, менеджер среднего звена, бабник и жуткий неудачник. Он и привел ее в офис совета, тогда я впервые увидела ее – яркое, искрящееся пятно чистого счастья. Мимо пройти так и не сумела. Не то, чтобы мне не хватало эмоций… У меня всегда находились варианты. Но она была неразбавленным экстазом, и я соблазнилась.

Уговорить Свету не составило труда. Позже она призналась, что вечно распускающий руки Алешка ей порядком надоел, и она искала кого-то сдержанного и блюдущего границы. Границы размылись на третьей неделе нашего знакомства. Ее светлая квартира с аскетично обставленной спальней и огромной, полностью лишенной мебели комнатой, в которой она тренировалась, мне безумно нравилась. В ней был простор, много света и легкий флер уюта.

Смеющиеся и изрядно захмелевшие от бутылки «Фраголино», мы лежали на полу огромной лоджии, устланной ворсистым ковром и усеянной маленькими плюшевыми подушками. Говорили о всяких глупостях, Света воодушевленно делилась подробностями насыщенной жизни танцовщицы балета, а я настаивала на полной смене ее безвкусного гардероба. В итоге сдалась и призналась, что ей безумно идет все, хоть в мешок наряди, а она… Она внезапно посерьезнела и сказала:

– До тебя все равно не дотянуться.

Ее лицо оказалось близко, пальцы скользнули по моему предплечью, и меня захлестнуло вихрем ее насыщенных эмоций. Спутать точно не получилось бы, даже если бы захотела.

 У ее губ был вкус лета, а страсть я не успевала поглощать. Как опытная танцовщица, она вела меня, направляла, делилась так самозабвенно, что иногда я теряла связь с реальностью. Никогда я жизни я не испытывала таких ярких, острых чувств от чьего-то присутствия. Я вообще не подпускала никого близко, разве что Виктора, но с ним у нас сложились больше деловые, хоть и доверительные отношения.

Она же стала моим личным кусочком света.

Я скользила глазами по строчкам ее биографии, которую знала наизусть. Мое имя в параграфе о ее гибели было выделено жирным и подчеркнуто дважды красной пастой. Видать, Егор поначалу думал, что я виновна, а Виктор меня просто отмазал. Я бы, наверное, тоже подумала именно так. Странно, но эта мысль оказалась на удивление спокойной. Трезвой. И кристальной, как капля росы.

Снизу на листе значился вопрос без ответа, написанный, по всей видимости, гораздо позже. Возможно, уже после нашего с Егором знакомства. «Кто хотел подставить Яну?».

Ого, и когда это Егор успел перенести меня из статуса "злодейка века" в статус "жертва"? Но сам вопрос был до ужаса актуальным. Не скажу, что я не думала об этом в ожидании суда и приговора. Тогда мозг работал в каком-то бешенном режиме, подстегиваемый страхом и злостью. Боль пришла уже после суда. Оглушающим пониманием, что я больше никогда не увижу ее улыбку…

На фото в досье Света не улыбалась. Смотрела исподлобья, распущенные волосы отбрасывали на скулы мазки серых теней, в поджатых губах читалось осуждение. Подсознание часто выбрасывает вот такие финты. Я винила себя в ее смерти – не уберегла, не доглядела, потому мне и кажется ее вид обвиняющим. В реальности она скорее успокоила бы меня, уверила, что я ничего не могла сделать. И порадовалась бы, что меня оправдали.

Юлия Бородина оказалась миниатюрной брюнеткой с капризным лицом. Ее биография была наиболее краткой. Студентка факультета журналистики, единственный ребенок в семье, состоящей из матери одиночки, вкалывающей на двух работах, чтобы поднять выпестованную дочь. Ее тело нашли сельские дети, шнырявщие в развалинах сгоревшего дома.

Я взяла чистый лист, огрызок простого карандаша и выписала имена фигурирующих в делах Олега, Юли и Светы стриксов. Включая себя. И Виктора. Имя Егора вывела с особым злорадством, хотя почти уже не верила, что он причастен к тому, что со мной произошло. Вернее, с Алисой – я-то жива.

Список вышел не то, чтобы внушительным. Десять имен. Из них – трое диких, о двоих из которых я мало что знаю и вряд ли сама выясню. Двое из совета были командированы в страны Европы Виктором два года назад, так что к смерти Юлии никак не могли быть причастны.

Остались мы с Виктором, Егор, Алексей, Юра из отдела аналитики и бывшая секретарша Виктора Тамара, разжалованная в офис-менеджеры.