Ловцы душ

Я надеялся, что маркграф не закрыл входную дверь изнутри на запор или задвижку. Поскольку это была действительно надёжная дверь. Не думаю, чтобы мы выбили их без помощи топоров или тарана. А ведь я не собирался брать эту комнату штурмом. Как я и говорил, я хотел всё сделать чисто и тихо. Чисто уже не получилось, учитывая, что мы оба стояли в луже крови, струящейся из перерезанных жил привратника, но, по крайней мере, мы могли бы сделать это тихо. Я легонько нажал на ручку двери. Если она не откроется, нам придётся подождать, пока Рейтенбах сам не откроет дверь, либо желая выйти из комнаты, либо желая потребовать, чтобы слуги принесли ему вина или еды. К счастью, ручка поддалась. Через щель между дверью и косяком я увидел просвечивающий тусклый свет. А значит, они ещё не спали, или спали с горящей свечой. И тогда я услышал звуки, свидетельствующие о том, что маркграф и Анна очень заняты, и в связи с этим есть лишь мизерный шанс, чтобы они смотрели на скрытую в полумраке дверь. Я толкнул смелее и проскользнул внутрь, и Курнос последовал за мной. Маркграф и Анна как раз были в процессе того, что я осмелился бы назвать любовным соединением. Рейтенбах лежал на девушке, она сплетала ноги на его шее. Стоны и вздохи чередовались с признаниями в любви. Стоящая у постели свеча озаряла тёплым блеском их тела, но комната была достаточно большой, так что, по всей вероятности, они не могли увидеть нас, скрытых в темноте, даже если бы смотрели. И было не похоже, чтобы им хотелось смотреть на что-то другое, кроме как друг на друга.

– Дадим им закончить, – прошептал я Курносу прямо в ухо, поскольку знал, что наблюдаемая нами пара никогда не будет иметь возможности повторить подобную забаву. Так пусть уж натешатся ей в своё удовольствие.

Мы присели на полу.

– Мне это наскучило, – заворчал Курнос несколько молитв спустя.

В это время Рейтенбах развлекался с Анной так, как обычно это делают жеребцы с кобылами, пасущимися на лугу. Конечно, они по-прежнему не могли нас заметить. Во-первых, мы сидели далеко от них и в глубокой тени, во-вторых, они были слишком заняты собой, в-третьих, обращённый к нам спиной маркграф перекрывал Анне поле зрения.

– Раз уж столько прождали, подождём ещё, – прошептал я в ответ.

Наконец, любовная сцена, казалось, подошла к концу. Анна начала кричать прерывистым пронзительным голосом, затем испустила несколько спазматических стонов, в ответ на что Рейтенбах гортанно вскрикнул и замер. Они упали на постель.

– Ну-ну, это было горячо, – произнёс я тихо и встал. – Маркграф Рейтенбах, Анна Хоффентоллер, именем Святого Официума вы арестованы.

Анна приподнялась на постели, даже не заботясь прикрыть обнажённую грудь. В свете стоящей у постели свечи я увидел выделяющиеся под сосками красные, вспухшие следы от зубов.

– Да как ты смеешь!? – Закричала она. – Убирайся! – В мерцающих жёлтых отблесках её яростно искажённое лицо напоминало маску дьявола.

По-видимому, она ещё не поняла, что произошло. Рейтенбах, похоже, понял, поскольку сидел спокойно, не пытаясь ни вызывать слуг, ни напасть на нас. Впрочем, что мог сделать голый мужчина против двух вооружённых людей, вдобавок искушённых в ближнем бою?

– Решением Инквизиториума, представленного здесь и сейчас Мордимером Маддердином, служителем Святого Официума, вы будете отправлены в Хез-Хезрон и там подвергнуты подробному допросу, – продолжил я, не обращая внимания на её крики.

– Проооочь! – завыла она, и, вероятно, ещё что-нибудь бы добавила, если бы маркграф мягким жестом не закрыл её рот ладонью.

– Значит, это конец, – заключил он спокойно.

– Нет, господин Рейтенбах. Это начало. В Хезе вы только начнёте читать книгу, в которой на каждой следующей странице всё сильнее преклонение перед Господом.

– Я поступал в соответствии с совестью дворянина, императорского подданного и творения Божьего, – сказал он с явной гордостью в голосе. – Может быть, я и сбился с пути, но уверяю вас, что не из-за недостатка веры.

Ха, много было до него таких, кто и на столе у палача заверяли, как сильно они любят Бога. Только любовь к нашему Творцу и Спасителю не может быть произвольной. Бога можно любить только и исключительно так, как учит этому Церковь, поскольку любовь другого рода – это грех. Любовь не может быть сумасшедшей, неконтролируемой и страстной. Ибо тогда она начинает напоминать реку, которая своим течением сносит дома и убивает людей. Наша Церковь, святая и всеобщая, определила строгие границы любви к Господу, а кто этих границ не соблюдает, тот даёт согласие на смертельно опасное наводнение.

– Вы будете выслушаны, – пообещал я ему. – Инквизиториум поставит на одну чашу весов ваши грехи, а на другую добрые дела. Если вы уверены, что их будет больше, то вы можете быть спокойны как за свою земную жизнь, так и за спасение души.