Я отвёл взгляд от скорченного Мордимера, у которого из носа струёй текла кровь на сложенные в молитве руки. Я выплыл из покоев замка, и полупрозрачные стены пропустили меня так же легко, как если бы были сотканы из серой паутины бабьего лета. Я направился к месту, в котором увидел сконцентрированные пятна тьмы и эманации зла. Это были замковые подземелья. Я видел застывшие в стенах фигуры с неестественно скрученными конечностями и распухшими головами. Они тянули ко мне руки с какой-то безумной надеждой, и я не знал, желали ли они, чтобы я избавил их от рабства, или же хотели заточить меня вместе с собой и осудить на вечные муки. Они не были достаточно сильны, чтобы остановить меня, но их боль и тоска, казалось, построили невидимую преграду, которую всё труднее было преодолевать. Теперь я уже не шёл спокойно, как в кристально прозрачном воздухе, а с трудом протискивался, будто пытался плыть по реке против течения. И вдруг я увидел барьер. В моём видении он был горящей стеной, а из огненных облаков выплывали бородатые головы, искажённые гримасами ненависти. Это препятствие я был не в состоянии преодолеть. Я мог бы попробовать. Так же, как я мог бы попытаться прыгнуть в горящий костёр. Но в этом случае погибло бы всего лишь моё грешное тело, а сейчас я мог потерять свою бессмертную душу. Мне пришлось уйти. Напоследок я вознёсся над всем замком и повертел его в руках, будто детскую игрушку, осмотрев его, благодаря этому, со всех сторон. Всё выглядело обычно и невинно, кроме этого непроницаемого для меня красного барьера. Я должен был возвращаться, никогда не следует слишком долго оставаться вне собственного тела и бродить в пугающей пустоте иномирья. Я вплыл в комнату, где окровавленный Мордимер возводил к потолку глаза, в которых застыла боль. Его лицо было изменено, искажено и стянуто страданием. И вдруг оказался в собственном теле. Упал, как тряпичная кукла, прямо в лужу крови. Боли почти не было, но само воспоминание о ней парализовало страхом.
– Давай, давай …
Курнос поддержал меня сильной рукой, оттащил в сторону, потом усадил в кресло. Он смочил в тазу полотенце и отёр моё лицо от крови. Потом вытащил из-за пазухи флягу и наклонил её к моим губам.
– Хорошая, крепкая, пей.
Я закашлялся, так как выпивка была действительно крепкой. Меня чуть не стошнило, но Курнос влил мне в горло следующий глоток. И ещё один. Я почувствовал себя немного лучше, но всё равно знал, что я не в состоянии говорить. Я хотел только спать.
– Спать... – мне удалось пошевелить губами. Курнос отнёс меня на кровать, уложил и накрыл одеялом.
– Я подожду здесь, – пообещал он.
Как сквозь туман я видел, что он сел на кресло и сложил ноги на низкий столик. Потом мысли медленно угасли.
Она сидела надо мной, положив прохладную ладонь на мой лоб. Когда я поднял веки, я увидел её расстроенное лицо. Её зелёные, вырезанные в форме миндаля глаза были замутнены слезами. Я знал, что это лишь видение, ибо этот сон повторялся слишком часто, чтобы я не вспомнил о его истинной природе. Но я, однако, хотел, чтобы он стал правдой. Я не хотел просыпаться. Но, тем не менее, проснулся. Терзаемый головной болью и тошнотой. Курнос сидел в кресле и дремал, посвистывая носом. Однако, как только я поднял голову, он сразу же открыл глаза.
– Лучше? – Спросил он.
Я задумался, кивнуть ему головой или ответить. Через некоторое время я решил, что мигнуть обоими глазами будет наименее утомительно. Он подошёл ко мне и внимательно на меня посмотрел.
– Ты выглядишь так, будто тебя кто-то съел и высрал, – буркнул он. – Ты так себя угробишь, Мордимер.
Да, с этой точкой зрения я был согласен полностью. Это не значило, что я знал, как выгляжу, но я знал, как я себя чувствую, и я был уже уверен, что какое-то из очередных подобных путешествий окажется последним. Сегодня я определённо достиг предела своих возможностей, предела того, что способен выдержать мой организм. Прошло несколько часов сна с того времени, когда я вернулся, но я был не в состоянии даже собственными силами сесть, опираясь спиной на подушки. Я по-прежнему был не в состоянии говорить, так как сама мысль, что мне придётся напрячь гортань, двигать губами и языком, казалась нестерпимой. Я лежал, глядя в тёмный потолок комнаты. Даже это казалось утомительным, но я, однако, боялся закрыть глаза, ибо зрение, словно якорь, держало меня в этом мире. Странно, но несмотря на то, что Курнос стоял рядом, я не чувствовал окружающего его характерного запаха. Неужели я потерял обоняние? Ведь сама мысль, что мой спутник помылся, была более чем абсурдна!
– Хочешь ещё глотнуть? – Курнос потряс фляжку, и внутри неё забулькало.
– Нет, – удалось мне прошептать в ответ, потому что я боялся, что если ничего не скажу, то он напоит меня против моей воли, а одна только мысль о водке, её вкусе и запахе, выворачивала мои внутренности. – Ещё посплю...