— Давай, мы сейчас поедем к себе, отдохнем, посоветуемся, с утра и решим все. У тебя наверняка сейчас своих дел выше головы. Ты наш дом видел, он тут не далеко?
— Не видел. Где?
Сашка указал расположение избушки.
— Нет, туда мы не дошли. В стороне от полосы контроля. Интересно, совсем рядом. Если бы знали, там базу начали ставить, тоже место хорошее. Вы там жили? Давно?
Как ему ответить? Сказать — вчера, еще больше удивится. Сказать — давно, не поверит. Ответил обтекаемо.
— Построили давно, а вчера вдруг показалось — надо посмотреть, что здесь творится.
Уклончиво выстроенная фраза, в расчете, что не во всех нюансах языка и психологии Сехмет разбирается, как надо.
Он кивнул.
— Прикажу, отвезут. Можно машину оставить с вами, чтобы утром сразу приехали.
— Договорились.
В своем, пусть и не нами построенном домике ночевать гораздо спокойнее, чем в палатке инопланетян. Не та степень приватности, проще говоря. Храпят они или нет, меня не волнует. А вот мысль, что в глубоком сне может когтистая лапа разорвать брезент рядом с твоей койкой, и не успеешь вскинуть ствол — эта вероятность (немалая, кстати) полноценно отдохнуть не позволит.
А здесь — достаточно прочные стены и верный, разумный сверх обычного пес, охраняющий подходы.
Я лежал, закинув руки за голову, когда Сашка с Олегом уже задышали легко и медленно. Немножко я им помог, вовремя переведя обычный по сложившейся ситуации разговор в плавную мысленную глиссаду, уводящую в спокойные, наполненные романтическими воспоминаниями сны.
Еще одно, решающее подтверждение, что все в реале происходит. Эфирные проекции в сне не нуждаются.
Нащупал в темноте пачку сигарет на столе, прикурил от «Зиппо», коснулся краем ладони лежащего рядом пистолета. Хоть что мне говорите — успокаивает.
Успели мы кое о чем поговорить, остерегаясь при этом сказать лишнее. Что считать лишним — отдельная тема.
Мог бы и я сейчас уснуть с полным удовольствием, но что-то не дает. Чувство долга или обостренное чувство тотальной опасности.
Что мы пытались уяснить для себя или транслировать вовне?
Я попробовал, не касаясь тех сфер сознания, которые могут вольно или невольно соединиться с полем мыслей Удолина, выстроить очередную мыслеформу. Рельефную модель происходящего сейчас на Валгалле. Совсем локальную, касающуюся текущего момента. Причем — текущего только для меня.
Самой первой мыслью и самым первым побуждением было — погрузившись в летательный аппарат, за пять-шесть часов добраться прямо до нашего форта. Радиуса хватит, еще и останется. Снова увидеть знакомые, почти родные места. Запастись оружием для себя, загрузить снаряды и солярку для танка… Просто разобраться, в какой временньй нише мы сейчас пребываем.
…Сильвия заманила меня из своей английской виллы на Таорэру в конце двадцатого года, и когда мы с ней прилетели в форт, там прошло меньше месяца после его эвакуации, состоявшейся, условно говоря, зимой тысяча девятьсот восемьдесят пятого. Да почему условно? Последний свободный переход в Москву Левашов организовал незадолго до Нового года. А вот следующий раз уходили ребята уже не в нашу Москву, а прямо в Замок при помощи Антона. После этого была произведена диверсия с взрывом информационной бомбы, вследствие чего аггрианская Вселенная была оторвана от «нормальной». Наше перемещение из Замка в Крым, произведенное там изменение реальности тоже каким-то образом отразилось на «синхронизации» времени Земли и Валгаллы. Далее, чтобы помочь мне выбраться из сплетенной Дайяной и Игроками паутины, на Валгаллу снова отправился Сашка, и мы с трудом, но пробились.
После этого Шульгин еще трижды побывал в форте, один раз в собственном облике и два — в шестаковском. Эти перемещения совершались из тридцать восьмого года, но, как и прежние, приводили практически в одну и ту же точку тамошнего времени, с разбросом максимум месяц.
И, наконец, совсем недавно мы почти в точности повторили первый рейд на Главную базу Таорэры, преследуя Дайяну с Лихаревым. Вот там, судя по экспансии нормальной растительности в бывшую «зону обратного времени», наверняка прошло не меньше года…
Мы выдержали почти невозможную ментальную схватку с Дайяной, использовавшей уцелевшую психотронику. Даже Сашка с Олегом
Без доли остаточного ужаса я не могу вспоминать картинку, когда Шульгин бессмысленно улыбался, Левашов сцепил зубы, не понимая, что с ним происходит, но инстинктивно сопротивляясь давлению, а Ирина (моя Ирина, в которую я верил беззаветно) начала опускаться на колени, протягивая руки к Дайяне, и просить у нее прощения…
Не знаю, как мне удалось это пережить. Очень хотелось отпустить поводья, и — будь, что будет. Спасла только «белая обезьяна».