Удолина с нами не было, так чего же за него не порезонерствовать, пока в сон не потянуло? Я этим в нашей компании сызмальства занимался, иногда по делу, чаще — в виде развлечения. Вот и сейчас…
— Да, мы считали, что, втянувшись в «большую игру», сохраняем самоуважение, независимость, что-то там вершим и даже кого-то переигрываем. И вдобавок бесплатно имеем неограниченные жизненные блага, удовлетворяя к тому же интеллектуальные потребности в пределах своего разумения. А по сути… Раб, крепостной крестьянин, зэк сталинских времен, ты, Сашка, я — все мы делаем лишь то, что нам предписано. Можно нести свое ярмо с ненавистью и отвращением, можно — с осознанием неизбежности, но спокойно, можно — найти высший смысл и ежедневно благодарить бога за ниспосланные испытания, очищающие душу. Но суть всегда одна и та же…
Шульгин курил и посмеивался в усы, а Олег начал заводиться. Спирт не только пригасил усталость в его натруженных мышцах, но и растормозил воображение.
— Ты неправильно говоришь. Человек может быть свободен. Хотя бы в том смысле, что может против рабства, физического или духовного, восстать…
Нет, сколько живем, а так и не сумели привить Левашову элементарные основы софистики.
— Это ты марксизма-ленинизма начитался в институте. Нас на философском хоть в какой-то мере учили размышлять над изучаемыми текстами, а вам, технарям, загрузили в башку мелкую нарезку цитат, и все на этом. Восстать! Красиво звучит. Навосставались за писаные пять тысяч лет истории… А что же такое «восстание», как не эпифеномен[78]…
— То есть как?
— Элементарно, Ватсон! Тот, кто затеял «восстание», даже революцию, берем по максимуму, точно так же является рабом. Пусть не рабовладельца — рабом ложных представлений или чужих идей. Спартак (условный, книжно-киношный) воевал с римлянами, чтобы, в идеале, приблизить феодализм, «светлое будущее человечества». Догадывался он или нет, что от перемены мест слагаемых сумма не меняется, — другой вопрос. Марксизм внушил «пролетариям», что, «экспроприировав экспроприаторов», они тут же вознесутся к «сияющим вершинам». Вершины оказались «зияющими», а страна «победившего социализма» превратила «гегемона» в раба еще более бесправного, чем при Николае Первом, условно говоря.
И Ленин был несвободен, реализуя ложно понятые идеи Маркса, Сталин, владыка полумира, — тридцать лет трудился без выходных над построением социализма «в отдельно взятой за горло стране», воображая, будто делает нечто полезное. Так что мы с тобой, друг мой любезный, в том же самом положении. Свободно вроде бы сидим и лежим сейчас, выпиваем и закусываем, понятия не имея, что нас завтра ждет и чей социальный заказ выполнять придется. На «Призраке» собрались детскую мечту осуществить, но так нас к этой мечте подталкивают, едва ли не прикладами, что уже и не знаю! Будто насильно женят на девушке, с которой ты бы и сам не прочь, но не из-под палки же…
— Знаешь, пошел ты, — неожиданным для меня образом свернул Олег дискуссию. — Я лучше спать буду, пока ты меня окончательно не разагитировал. А то плюну на все и вернусь в Москву смиренно ждать своего часа… Раз итог тот же самый, чего суетиться?
— Один — один, — подвел счет Шульгин и задул лампу. Нас накрыла беззвездная ночь и оглушительная тишина.
…Дальше избушки Лорд дорогу не знал, и мы пошли по компасу. Не важно, где именно мы находились, на Земле или любой другой планете, но магнитные полюса тут имелись, и, если нас прихватит в пути пурга, обратно мы сумеем вернуться по азимуту.
Но одновременно мы дружно ощущали, что особенно далеко идти не придется. Цель, какой бы она ни была, находится неподалеку. Час, два нормального хода, едва ли больше.
Привели оружие в боевое положение, лишний груз оставили на месте. С собой взяли сухпаек на сутки и половину боеприпасов. За остальными — живы будем, вернемся. Придется отступать, так только сюда, больше некуда.
Шульгин почти окончательно уверовал, что именно от этой точки он пробивался к опорному пункту у входа в пещеру.
— Узнаю местность. Вот так вдоль распадка, — он показал рукой, — забирая вправо. Там будет перпендикулярно несколько оврагов, по третьему — пара километров вверх, и откроется ущелье. Если я в сильную встречную метель добрался, так сейчас без проблем добежим.
— Для полной достоверности метель свободно может начаться… — ответил Левашов.
— Пока вроде не похоже, а там кто его знает. Вдруг тут климат, как в Заполярье. Ничего-ничего — и сразу снеговой заряд…
— Не беда, — проявил я дежурный оптимизм. — Давно в хорошую пургу не гулял. Помню, как наших звездоплавателей нашел. Еле-еле в тот раз успели домой добраться.
— Интересно, как они там? Сколько раз по разным параллелям шастали, а к ним даже не попробовали наведаться.
— Значит, именно туда нам семафор закрыт. Это к вчерашнему разговору о свободе личности и вообще…