Ловите конский топот. Том 1. Исхода нет, есть только выходы...

— Хорошо. Значит, светиться нельзя нигде и никаким образом. Абсолютно частная жизнь людей, ничем не выдающихся на фоне остальных полутора миллиардов тогдашнего человечества. — Мне нравилось произносить те слова, которые только собирался предложить для обсуждения собеседник. Это его слегка дезориентировало.

— Не обязательно всех полутора миллиардов. Хотя бы верхнего миллиона цивилизованных людей. Не делать ничего, что может показаться странным в этих кругах. Экстравагантность — пожалуйста, но чтобы она не становилась темой массированных газетных кампаний или предметом слишком громких судебных разбирательств.

— За все последние годы я только один раз попал в поле зрения прессы, да и то американской и до начала эпопеи. Все прочие выходки не привлекли ни малейшего внимания…

— Кроме как у меня, у аггров разных чинов и званий, Игроков, Держателей, а потом и дуггуров… Также у контрразведок Великого Князя и господина Суздалева. Мало?

Здесь Антон был прав. Так не зря же он жил в пять раз больше меня и имел многократно превосходящие мои профессиональные навыки.

— Не стоит скромничать, Андрей, засвечиваться и подставляться вы умеете по полной программе. Такого уровня разведчики ни в гитлеровском рейхе, ни в СССР долго бы не протянули. Без моего прикрытия…

Утер меня товарищ, хорошо утер! Так ведь оно и было, я, со своей стороны, мог бы добавить еще несколько случаев, при воспоминании о которых хочется залиться краской, как гимназистке, услышавшей матерное слово.

Он, судя по всему, был доволен, что наконец я не ввязался в спор, что-то доказывая и пытаясь подавить информативным и интеллектуальным превосходством.

Скромненько, глазки в пол, дополнил ковшик доверху, снова поставил на огонь. Ничего крепче глинтвейна мне сейчас пить не хотелось. От головешки прикурил не знаю которую за день сигару. Впрочем, сэр Уинстон, с которым я вскоре надеялся встретиться лично, с полным основанием утверждал, что коньяк и сигары лучше для здоровья, чем любая физкультура.

— Поэтому было бы очень желательно, чтобы вы, согласившись соблюдать определенные правила конспирации, отправились в свой круиз без единого предмета, который может создать в избранном вами году хоть малейший посторонний фон. Понимаешь, о чем я?

Хороший ход. Атака прикрытой пешкой на короля, которая, объявляя шах, следующим ходом выходит в ферзи.

— Значит — отправляться без всего?

— Почему? Со всем, что возьмете с собой. «Валгалла» — большой пароход. На два десятка человек — двадцать пять тысяч тонн грузоподъемности…

Тут он проявил неграмотность. Двадцать пять тысяч — это водоизмещение «Валгаллы», а не дедвейт. Но я не стал ничего говорить.

— …У Робинзона сколько было, не говоря о колонистах острова Линкольн? Берите все, что в голову придет, кроме аппаратуры СПВ, блок-универсалов, шаров… Радиолокаторы, УКВ-приемопередатчики тоже желательно исключить.

— Тут ты зря. Как раз УКВ вреда не принесут. У них дальности — на два десятка километров по прямой. Не то что у длинноволновых.

— Огонек сигареты в лесу больше внимания привлечет, чем уличные фонари в большом городе…

И снова правильно.

— А про гомеостаты ты ничего не сказал… — Это у меня была последняя надежда прихватить что-то, выводящее нас из разряда жалких, целиком погруженных в обыденность человечков.

— Гомеостаты — можно, я думаю. Да и то не наверняка. Черт знает, как они устроены, но ни нашей, ни аггрианской техникой дистанционно не наблюдаются. Касательно же дуггуров… Ты уверен, что они за мной на Арбат приехали, а не за этой штучкой?

— Как я могу быть уверен? Только предположение выскажу: за тобой лично, товарищ Тайный посол! Закладку они в любой день и час могли извлечь, без шума и пыли. Тебя ловили, единственного, кто в Москве в тот момент проявился. Как раз на сломе эпохи. Сильвия, Лихарев — те в Лондоне, под нулевой крышей были. Я — с Шульгиным разбирался. А ты — туда пришел. Ну и, пожалте бриться!

— Скорее всего так. И в тот момент, добавлю, их ребята еще в плену у нас находились…

— Точненько. Грубо говоря, ночь полнолуния, которая бывает раз в сто сорок четыре года…

Глинтвейн только-только собрался закипеть, как я сдернул ковшик с решетки и разлил парящий напиток по кружкам.

— Хорошо мне с тобой, Андрей, — сказал Антон, подув на напиток, и сделав маленький глоток. — Вот даже не скажу почему, а хорошо…

— Наверное, потому, что я умный и в самую меру порядочный. Похоже?

— Ну да. А главное — ты относишься к тому редкому типу людей, которые всю жизнь делают только то, что хотят, не слишком задумываясь о собственной пользе.

Можно еще раз посчитать за комплимент. Не многовато ли для одного разговора? Я ведь не девушка, которую хотят заманить в койку.

Но истина в его словах есть. Личная польза и выгода меня с детства интересовали в последнюю очередь. Если просто пересчитать деньги, пропитые в барах Манагуа, Сан-Сальвадора и Гватемала-сити в японские двухкассетные магнитофоны, я бы смог стать в московских комиссионках королем рынка. Но не стал…