Ловите конский топот. Том 1. Исхода нет, есть только выходы...

Валентин, на мой взгляд, в нынешней роли слегка недотягивал. До отведенного нам домика вел молча. Как всегда стройный, твердо ступающий по земле, с выразительным, мужественным лицом, уверенный в себе и старающийся показать – что было, то прошло, а сейчас мы на равных. В лучшем для нас случае. Но все – очень слишком. Дефект подготовки, если он «второй», или – последствия перенесенной душевной травмы, если – «тот самый». Оно ведь давным-давно понятно, что почем и кто есть кто. Так зачем сейчас то ли незабытую обиду демонстрировать, то ли цену себе набивать? И как такой человек в окружении Сталина много лет удерживался?

Ему бы нас встретить раскованно, весело, с излишним, может быть, радушием и балагурством. Как же, старые друзья-товарищи, сто лет не виделись, если и было что не так – наплевать и забыть, а сейчас-то! Вы мои гости, и враг у нас общий, так что же делить теперь? Живы все, вот главное, и поживем дальше, и с размахом…

Коттедж, к которому мы пришли, был хороший. Далеко не хижина Айртона, где несчастному пирату пришлось коротать (или – мотать) отмеренный срок.

Двухэтажный, с очень высоким, обложенным диким камнем цоколем. Внизу – прихожая и хозяйственные помещения. Наверху просторный холл, три спальни, все удобства и глубокая лоджия. Вышел я на нее, свалив тяжелые военные доспехи посреди комнаты, осмотрелся. Темно-зеленые лапы сосен достают почти до перил, редко расставленные чешуйчатые стволы покрывают крутой склон, нисходящий к отблескивающей голубым серебром речке, птички всякие верещат, чирикают и посвистывают вокруг. И запахи! В ином состоянии и настроении я ощутил бы всю прелесть этого местечка. Но сейчас и курортный пейзаж вызывал раздражение, если не отвращение. От всего: от красот природы, от разговоров с друзьями, от любой мысли меня отчетливо мутило. Наверное, так может себя ощущать человек, очутившийся в бурном море на утлом суденышке. Ко всем прелестям морской болезни добавляется животный страх перед волнами, каждая из которых может оказаться пресловутым «девятым валом».

Другое дело, что как раз страха я не испытывал. Жизнь – копейка, и цепляться за нее нет никаких веских оснований. Похожее настроение бывает, когда тебя в демонстративно-оскорбительной форме посылает куда подальше твоя первая любовь… Кто не пережил, не поймет, и передать такое невозможно.

Но и на этот безнадежный случай есть лекарство:

…Когда вокруг свищут пули,
Когда волны ломают борта,
Я учу их, как не бояться,
Не бояться и делать что надо.
И когда женщина с прекрасным лицом,
Единственно дорогим во вселенной,
Скажет: «Я не люблю вас»,
Я учу их, как улыбнуться,
И уйти, и не возвращаться больше… [83].

Была надежда, что после уничтожения «медузы» наведенная дуггурами порча пройдет, но – не случилось. Потом я стал уговаривать себя, что психическая контузия так быстро не проходит. Вот освоимся здесь немного, отдохнем, выпьем как следует, тогда и отпустит.

Час, два, сутки потерпеть, наверное, можно, раз все равно деваться некуда…

Подышал, закурил, само собой. Легким движением руки подозвал стоявшего у двери между холлом и спальнями Лихарева.

Ребята в тот момент стягивали надоевшие унты, неуместные здесь кожаные штаны и куртки. Спорили, кто первый отправится в душ.

– Что скажешь по делу, товарищ начальник?

– Смотря что вы хотите услышать, Андрей Дмитриевич…

– Тебе не кажется, что… дурака валять больше не нужно?

Чуть было не сказал вместо паузы: «Вам здесь», – но вовремя сдержался и даже изменил тональность. На самом деле, в таком чудесном месте, вырвавшись из тяжелого боя, начинать резкий разговор с непонятно кем, являющимся в данный момент подобием человека? Мои проблемы – мои, а на людях нужно держать фасон.

– Как вы были правы, Андрей Дмитриевич, – сказал Валентин, садясь в плетеное кресло и любезно подвигая мне такое же.

– Не берусь спорить. А в чем же конкретно?

– Последний мой умный поступок – это побег из тридцать восьмого! Все остальное действительно было лишнее!

– Не берусь спорить… – демонстративно повторил я.

Знал бы этот красавец-герой, любимец звезд немого, а потом и звукового советского кино, а также актрис московских театров, что никуда он не убежал, а продолжает где-то там влачить предписанное существование. Как и я, поступивший не на филфак, а в Институт Советской армии (была такая мысль), не встретивший Ирину, получивший удар финкой между ребер, а не поперек (тоже было). Как Сашка, умерший в грязной палате районного стационара для бедных…

Ну и какая нам разница?

– Прикажете заказать ужин? Вы, наверное, очень устали? – спросил Валентин, как положено хозяину.

– Устали – не то слово. Остолбенело все! А физических сил еще на две полноценных войны хватит.

– Горжусь, что встретил таких мужчин, как вы…