Lover In Low Light (СИ)

— Если бы она действительно была бы всем, ты не думаешь, что ты хотя бы упоминала бы о ней? — бросил он вызов слабым, но возрастающим голосом. — Мы были вместе десять месяцев, почти одиннадцать месяцев, и её имя никогда не всплывало до недавнего момента. Ни разу, Кларк. Ты не думаешь, что это что-то значит?

Он отворачивается от неё, начиная расхаживать.

— И тебе, очевидно, было хорошо без неё, — сказал он. — Так было пять лет, и тебе было хорошо без неё, так что она не может быть так важна. Посмотри, как ты успешна, Кларк. Ты по-прежнему выходишь в свет. Ты всё ещё веселишься. Ты не разваливаешься. У тебя есть жизнь.

— Я знаю, что у меня есть жизнь, — сказала Кларк, качая головой. — Я не могу сказать, что я не могу жить без Лексы. Я могу. Я делала это годами, и я делала это до того, как я встретила её. Я говорю о том, что я не хочу жить без неё. У меня может быть жизнь без неё, но я не хочу такой жизни.

Вздохнув, Кларк провела рукой по волосам и дала знак Финну, чтобы он следовал за ней. На противоположной стороне лофта она снимает ключи с крючка и выбирает маленький серебряный ключ от студии. Она отпирает замок и отодвигает дверь, после чего делает шаг в помещение.

— Проходи, — сказала она, мотивируя его зайти. — Посмотри на это ради себя же.

Финн мгновение завороженно стоит вне студии, взгляд бросается назад, а потом вперёд, между Кларк и открытой дверью.

— Ты никогда не давала мне зайти сюда раньше, — сказал он, и Кларк кивнула.

— Знаю, но тебе нужно увидеть это.

Немного поколебавшись, Финн делает шаг в маленькую студию, и спустя секунду Кларк слышит его небольшой вдох. Она подходит к нему и поворачивается, видя его с открытым ртом, глаза расширенные и блестящие, пока парень осматривает комнату.

Полотна различных размеров украшают три стены комнаты. Одно и то же печальное и прекрасное лицо смотрит с большинства из них, оно перемежается между новыми работами по заказу и произведениями для галереи. Старые фото и афиши прикреплены к большой пробковой, укреплённой над столом доске. Это части застывшего прошлого Кларк: вот Аня с Лексой вместе смеются, вот Рэйвен указывает на её имя в списке университета, вот Кларк в объятиях Лексы прижимается к её губам. Аккуратно размещены сувениры в свободных участках. Это старые части каких-то ювелирных изделий, футболки с концерта Аланис Мориссетт, на который они с Лексой уезжали на несколько недель, сувениры из спонтанных дорожных поездок, а также какие-то заметки, написанные наклонным почерком её любимой.

Зелёные глаза Лексы будоражили практически с любой поверхности, с любой фотографии и картины, а самое большое полотно висит над небольшим матрасом в заднем углу студии. Тёмно-серые одеяла и две подушки украшают матрас, где Кларк спала, когда она была дома одна, матрас, в котором, она может поклясться, до сих пор чувствуется запах Лексы.

Шаг в эту комнату — словно возвращение во времени, стопроцентный способ для Кларк проскользнуть в прошлое, и она знает это. Она знает, на что это может быть похоже для человека, кто не видел её настоящей, для кого-то, кто не понимает и не может понять, но Кларк не чувствовала себя настолько ужасно здесь. Все эти работы, все эти воспоминания — напоминание о том, что она была по-настоящему счастлива, когда знала, кем была и где была нужна, когда всё было именно так, как и должно было быть. Окружая себя всеми этими работами, прошлым, Лексой, она создавала чувство связи, вдохновения, креативности, она чувствовала себя живой. Даже когда это причиняло боль, это заставляло чувствовать себя дома.

— Я никогда не говорила тебе о ней, потому что никогда не говорила о ней вообще, — тихо бормочет Кларк, вздыхая. Она скрещивает руки на груди и прислоняется к открытой двери. — Я никогда не говорила о ней потому, что мне было больно говорить о ней. Больно, потому что я всё ещё желаю её. Я никогда не прекращу желать её. У нас были планы о будущем. У нас была жизнь, которую мы должны были прожить вместе, но всё настолько спуталось, и тогда…

Дыхание Кларк застряло между её зубами, укусив её за горло, когда она пытается сморгнуть слёзы.

— Когда всё развалилось, это не казалось мне разрывом. Это было чем-то, вроде потери. Потери части самой себя. Она не была просто моей первой любовью, Финн. Она была моей родственной душой. Она — и есть моя родственная душа, и невозможно объяснить, на что это походит: словно всё пространство внутри тебя заполнилось, а затем опустошилось вновь.

— Поэтому ты не пускала никого сюда, — шепчет Финн, оглядывая комнату. Его губы всё ещё приоткрыты, глаза всё ещё блестят, и этот вид заставляет грудь Кларк болеть. — Я думал, ты любила меня.