Ловчий

— Кстати, Абдунасим, познакомься с нашим новым другом, — я показал на змеелова: — Павел, или Паша-ака, как тебе больше нравится. Он почти что местный житель и покажет нам подходящее место для лагеря.

— Очень хорошо. — Абдунасим вежливо поклонился. — Встреча с вами принесет нам удачу.

— То же самое я подумал о вас, — не остался в долгу змеелов.

Между тем артисты, весело гомоня, забирались в автобус, освободив нам путь.

— Ну, двигаем дальше. — Посигналив, я осторожно обогнал «пазик».

Наш путь продолжался.

— Если не ошибаюсь, вы не туркестанские? — снова пустился в расспросы Павел.

— Угадали. Мы — псковские.

— В таком случае вам нужно кое-что узнать о местных свадебных обрядах… — Он принялся посвящать нас в тайны Востока.

Я кивал, но не слушал.

Эта дорожная встреча наводила на определенные размышления. И Глушенков, и дядя-папа, и Дадо уверяли, что Ак-Ляйляк — замкнутый мирок, где свежий человек — большая редкость. По логике, так оно и было. Однако же стоило нам тронуться в путь, как объявилась целая куча нежданных попутчиков. Есть какая-то странность в том, что свадьба играется именно в день нашего приезда. Я-то поначалу считал, что нам повезло: мы воспользуемся суматохой. Но ведь этой же суматохой могут воспользоваться и наши враги, если только они догадываются о нашей истинной цели. Что-то здесь не так. Не верю я в счастливый случай. Не верю — и баста!

Я посмотрел на спидометр. До кишлака оставалось чуть больше двадцати километров.

Ага, значит, сейчас будем проезжать то место, где свалились в пропасть преследователи Путинцева.

А вот и оно. Впереди — огромная, нависающая над пропастью скала. Дорога вырублена в ней в виде карниза. Внизу бешеный поток, стена обрывается вниз почти вертикально. Каким же чудом удержался на ней Джамал?

Поворот.

Какой сюрприз ожидает нас за ним?

Предчувствие, что загадки будут множиться, было столь ярким, что я не удивился, увидев далеко впереди странную фигуру, размеренно вышагивающую вдоль воображаемой осевой линии: высокий человек в черном колпаке и драном халате до пят. Под лохматыми полами его колпака позвякивали маленькие колокольчики, в правой руке он сжимал сучковатый посох, на боку висела латаная-перелатаная кожаная сума.

Заслышав за спиной шум мотора, человек сместился к обочине и продолжал шагать в том же ритме, даже не обернувшись.

Поравнявшись с ним, я притормозил и перегнулся через Ирину:

— Садитесь, уважаемый, мы вас подвезем.

Из-под низко надвинутого колпака на меня зыркнули горящие черные глаза. Я увидел ястребиный нос и всклокоченную жгучую бороду. Не удостоив нас ни словом, ни жестом, путник прошествовал мимо, громко стуча, будто серчая, посохом по дороге.

— Он не сядет, — сказал змеелов. — Это дервиш, странствующий нищий.

— Ну и что? Мы люди без предрассудков, можем и нищего подвезти, — высказалась Ирина.

— Он не сядет, — повторил змеелов.

— Но почему?

— Потому что его кормят ноги. За то, что он добрался до далекого кишлака пешком, дервиш вправе рассчитывать на почет и богатое подаяние. Если же узнают, что он нарушил обычаи, проделав хотя бы часть пути на транспорте, пожертвований будет гораздо меньше, не говоря уже об уважении. Святой человек не должен хитрить.

Ирина обернулась:

— По-моему, этот святой человек здорово смахивает на разбойника.

Я пригляделся в зеркальце. Похоже, Ирина была права.

— Сколько же времени он в пути?

— Кто знает! Сутки, двое… Дервиши — отличные ходоки, умеют отдыхать шагая…

Что ж, уравнение со многими неизвестными стало длиннее.

Еще несколько километров, и ландшафт снова разительно переменился. И опять я не успел уловить, как это произошло.

Каким-то непостижимым образом дно ущелья и дорога сошлись в одной плоскости. Теперь мы ехали вдоль реки, бегущей по галечному руслу, изрядно обмелевшему, но раздавшемуся вширь. Вода была прозрачная, как стекло.

Ущелье по-прежнему ограничивало две отвесные стены, но само оно раздвинулось на целый километр и, освещенное солнцем, вовсе не выглядело мрачной тесниной.

Впереди показались белые домики, зеленый массив. Вековые деревья мощно вымахали вверх, но даже самые высокие из них не доходили до гребня на две трети.

Где-то в глубине селения гремела музыка, слышались голоса, мычание коров и лай собак.

Это был цветущий оазис в сердце неприветливых гор.

— Ак-Ляйляк! — торжественно возвестил Павел.

XII Великий овечий путь

И вот мы катим по раздольной улице кишлака, оказавшегося довольно значительным — дворов на сто — полтораста.

Я-то ожидал увидеть нечто, вроде кавказского аула, где сакли лепятся друг к дружке, как пчелиные соты. Ничуть!

К просторным побеленным домам примыкали сарайчики и овчарни, за которыми тянулись сады и огороды. Дворы большей частью были обнесены изгородью из жердей. Иногда, впрочем, попадались и дувалы, но не глиняные, а сложенные из плоских камней, ничем не скрепленных между собой, кроме собственной тяжести. Особенно впечатляли столбики для ворот из полированного мрамора. Неплохо смотрелись и айваны, украшенные затейливыми решетками из ганча.