Читаем Lost structure полностью

риторическую фигуру, которая при этом начинает доминировать, т. e. это случай антономасии.

Кроме всего прочего, всякая отдельная вещь, всякий изображенный индивид согласно

антономасии представляет еще и свой род или вид. Девушка, пьющая лимонад, делает то, что

"делают все девушки". Можно сказать, что указание на какой-то отдельный случай приобретает

смысл примера, становится доказательством от авторитета В голове у нас всякая отдельная вещь

мысленно предваряется логическим знаком, который называется всеобщим квантификатором и, будучи поставленным перед символом "х", значит "все х". Этот механизм, опирающийся на

психологические идентификациии, стало быть, на процессы, не имеющие прямого отношения к

семиотике, в котором, однако, процессом идентификации заведует риторика, — благодаря ей част-

ное принимается за всеобщее и образцовое (и тут мы снова оказываемся в сфере семиотики), —

является основополагающим в области рекламной коммуникации.

д) уровень топосов: равно включает как область так называемых предпосылок, так и общих мест

аргументации или топосов, т. e. две рубрики, по которым традиционно распределялись аргументы.

Уже у Аристотеля деление на предпосылки и аргументы проводилось нестрого; а часть

позднейших авторов его вообще не принимает. Нам применительно к целям нашего исследования

достаточно признать, что возможны некоторые комплексы усвоенных воззрений, способных

служить как предпосылкой энтимемы, так и выступать в качестве общей схемы объединения

сходных энтимем. Поэтому мы будем говорить об уровне топосов в целом.

Кодификация топосов могла бы превратиться в подробную классификацию способов передачи

словесных топосов визуальными образами; но что сразу становится очевидным при первой же

попытке анализа языка изображений, так это наличие иконограмм, индуцирующих целое поле

топосов, привычно ассоциативным путем наводящих на ряд неявных предпосылок, как если бы

речь шла о некой аббревиатуре.

я Например, изображение молодой женщины, склоняющейся с улыбкой над колыбелью с

тянущимся к ней младенцем, на иконо-

183

графическом уровне несомненно означает "кормящая мать", одновременно вызывая множество

аллюзий типа "матери любят своих детей", "мы вместе", "нет ничего сильнее материнской любви",

"матери обожают детей", "все дети любят своих мам" и т. д. Но не только это. наряду с этими

коннотациями, представляющими собой настоящие предпосылки, в уме выстраиваются цепочки

аргументов, "общих мест" в строгом смысле слова. Например, "если все матери таковы, то будь и

ты такой же". Нетрудно представить себе, что на подобном поле топосов могут произрастать такие

энтимемы, как "все матери стараются порадовать своих детей — все матери покупают своим

детям товар X — тот, кто покупает товар X, доставляет радость своему ребенку" 12.

Как видим, для образования энтимемы необходима соответствующая интерпретация на уровне

тропов, та самая подразумеваемая антономасия, по которой "эта мама" оказывается "всеми

мамами". Можно также сказать, что во многих случаях антономасия "образцово-показательная

мать" индуцирует поле топосов, например, "если эталонная мать поступает так, то почему бы тебе

не поступить так же?", откуда рождается аргумент: "эта мать — образец матерей — она кормит

его продуктом X — почему бы тебе не кормить его этим же продуктом?", в котором, как можно

заметить, отсутствует универсальный квантификатор "все".

Наше предположение заключается в том, что большая часть визуальной рекламы рассчитывает не

столько на экспликации предпосылок и общих мест, сколько на демонстрацию иконограммы, которая сама по себе коннотирует ряд топосов, в свой черед наводящих на ту или иную

предпосылку.

e) уровень энтимем: это уровень визуальной аргументации как таковой. Также и здесь, предваряя

дальнейшее исследование, мы позволим себе предположить, что в связи с характерной

многозначностью изображения и необходимостью закрепить за ним одно значение с помощью

слов, собственно риторическая аргументация исходит либо только из словесного ряда, либо

источником ее является соотнесение словесного ряда с визуальным. В таком случае, иконограммы, о которых идет речь, аналогично тому, как они вызывают в памяти целые

совокупности топосов, должны будут коннотировать совокупности энтимем, отсылая к

устоявшимся способам аргументации

12 Для словесной коммуникации это преобразование было проанализировано Мильорини, о нем же напомнил

Φ Сабатини (ук. статьи, прим. 3 Ср. также замечания Bruno Miglioni, Saggi sulla lingua del Novecento, Firenze, 1963 e Lingua Contemporanea, Firenze, 1963 )

www.koob.ru

184

Перейти на страницу:

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки