Lost in the Funhouse

"Ваша квартира похожа на всемирную ярмарку", - сказал я.

"Правда?" Он рассеянно перевел взгляд на нее. "Я заглядывал в некоторые комнаты. Поехали на Кони-Айленд, старина".

Ник Каррауэй - Джею Гэтсби, Ф. Скотт Фицджеральд, Великий Гэтсби

 

Пути не только выбираются, но и даются. Судьба, звезды, луна - позже он будет внимательно слушать, что они говорят ему о том, кем он был, почему, как и куда он пойдет. Он разделил свой день рождения с Кассиусом Клеем и Мухаммедом Али, что он воспринял как знак идентичности/непобедимости. (Другие люди, родившиеся 17 января, о которых он заботился меньше: Бенджамин Франклин, Аль Капоне, теоретик актерского мастерства Константин Станиславский, режиссер немых комедий Мак Сеннетт - все они, как и он, непреклонно следовали своим расходящимся инстинктам.) День его рождения, как он обнаружил, сопровождался астрологическим мандатом - он должен был делать именно то, что должен был делать, и делать это независимо от того, что думают другие, и никто никогда не скажет ему обратного. (Он никогда не спросит разрешения и никогда не поймет смысла разрешения. Таким образом, крики отца все больше становились для него просто шумом, неприятным звуком, который он заглушал любыми способами. Он жил ради развлечений, настолько, что сам стал развлечением, и это был его путь, и он шел вперед, решительный и беспамятный. Теперь всякий раз, когда новая страсть захватывала его, он поглощал ее целиком, становился искусным в ней, повелевал ею, наконец, демонстрировал ее другим (последнее было самым важным для плана). Новая, более тонкая гиперкинезия вспыхнула во всем его неловком теле, сделала его ловким, точным, уверенным. Когда его забавляли, когда он веселился, он сиял, он был прекрасен. Когда отец заставлял его посещать спортивный летний лагерь или играть в бейсбол в Малой лиге, в семейных альбомах появлялись фотографии мальчика, погруженного в невыразимые страдания, совсем хромого и потерянного, совершенно выбивающегося из контекста. Позже Стэнли пожалел, что так поступил с ним, унизив сына предположением, что он похож на любой другой образец американского детства, что его сын хоть чем-то похож на того мальчика, которым был даже он сам. Нет, это был совсем другой мальчик, у которого была своя миссия. (Очень серьезная... может быть, смешная для других... не пытался быть смешным...) И на самом деле, без метафор, был бы другой барабанщик - очень очень чрезвычайно другой барабанщик - и другой мальчик быстро нашел барабанный бой другого барабанщика, и тогда произошли большие перемены. Так начался марш всей жизни.

Все увеличилось. Начиная с дома. Они переехали в лучшую часть города, в Кингз-Пойнт, издавна считавшийся самым престижным уголком Грейт-Нек - хотя и в относительно новый и скромный квартал. Это было летом 1956 года; участок на Грассфилд-роуд, 21, стоил 52 000 долларов; дома здесь строились на пышных бермах и стояли далеко в стороне от улицы. Теперь здесь было пять спален, включая спальню Маргарет на нижнем уровне, рядом с прачечной и небольшой каморкой, которая станет самым святым (и часто запретным) местом - местом, которое определенный ум представлял всякий раз, когда во внешнем мире совершались подвиги, которые рождались и бесконечно практиковались там, внизу. Так или иначе, это будет последний семейный дом, который они будут знать все вместе.

Карьера Стэнли Кауфмана в области бижутерии, очевидно, тоже расширилась, хотя и не без борьбы и расшатанных нервов, постоянных мечтаний о побеге и сопутствующей им безнадежной раздражительности. В конце концов он назовет этот дом - прочный, трехуровневый, из сборных конструкций, с пристроенным гаражом на две машины, на огромном участке - "лучшей инвестицией в моей жизни". К этому времени его рабочие обязанности были более чем соразмерны его талантам - помимо того, что он в полной мере задействовал свою блестящую деловую хватку, он даже разрабатывал линии продукции KARU - серьги, кулоны и тому подобное. Однако работа с отцом и его партнером вызывала у него много сомнений. "По правде говоря, я только что купил дом, а в центре города все было ужасно. Вы должны понять: за все годы работы с отцом я ни разу не почувствовал себя в безопасности. Я должен был быть очень, очень консервативным человеком, потому что в любой момент мог остаться без работы. Эти двое мужчин спорили почти каждый день - "Мы развалим этот проклятый бизнес!". Я слышал это не только в офисе, я ездил домой с отцом, наверное, три дня из пяти, и это всегда было повторением. Я думал: "Забудь об этом! Это было ужасно. Ничего приятного в этом нет. Так что при покупке нового дома у меня возникла головная боль: "Смогу ли я это выдержать?"