Когда инцидент был исчерпан и все обошлось благополучно, юный джентльмен повернулся к нам, довольный тем, что смог быть полезен. Мы стояли молча и рассматривали его. Он был невысок, примерно как Джон Фрэй, может быть, чуточку повыше, но весьма крепкого телосложения. Казалось, всю свою жизнь он провел в седле и даже немного разучился ходить, во всяком случае походка у него была немного подпрыгивающая, словно он никак не мог привыкнуть к собственным ногам. Для мальчика моего возраста он казался зрелым мужчиной — ему было уже за двадцать, и при этом он носил густую бороду. Как выяснилось потом, ему только что исполнилось двадцать четыре. Всадник был румян, с веселыми и пронзительными голубыми глазами, и что-то было в его манерах резковатое, словно он постоянно ожидал нападения и всегда был готов дать отпор, словно взведенное ружье. Во всяком случае, видя таких людей, каждый понимает, что для своего же блага лучше бы их не задевать.
— Ну, и что же вас так заинтересовало? — с улыбкой спросил незнакомец, потом ущипнул Энни за подбородок, а мне весело подмигнул.
— Ваша кобыла, — не задумываясь, ответил я, при этом расправляя плечи, чтобы казаться повыше. — Никогда не видел такой красавицы, сэр. Вы позволите мне прокатиться на ней?
— Ты думаешь, что сумеешь? Она никому не позволяет сесть в седло, кроме меня. Чего доброго, ты еще разобьешься!
— Не разобьюсь! — произнес я уверенно, потому что лошадь показалась мне довольно доброй и послушной. — Нет такой лошади во всем Экзмуре, с которой я не смог бы справиться за полчаса. Только я не привык ездить в седле. Если можно, снимите его, сэр.
Всадник оценивающе посмотрел на меня, присвистнул и сунул руки в карманы бриджей. Этого я вынести не мог. А Энни так вцепилась в меня, что я чуть не взбесился. Незнакомец рассмеялся, но, что хуже всего — он ничего мне не ответил.
— Уйди отсюда, Энни, — рассердился я на сестру и снова обратился к молодому человеку: — Неужели вы считаете меня глупцом, добрый господин? Поверьте мне, я не стану загонять вашу лошадь.
— А у тебя это и не получится, сынок. Скорее она тебя самого загоняет. Правда, земля сейчас стала мягкой после дождей, так что падать будет не больно. А теперь пойдем во двор, иначе мы перетопчем тут всю капусту твоей матери. Лучше всего, конечно, подошла бы солома, ибо каждого падения лучше поберечься. Я кузен твой матери, сынок, и сейчас пойду к вам. Меня зовут Том Фаггус, что известно во всей округе, а это моя кобыла Уинни.
Какой же я болван, что не узнал его сразу! Это был сам Том Фаггус, известный разбойник на своей знаменитой чистокровной кобыле. Слухов о ней ходило не менее чем о ее хозяине, и теперь мне в десять раз больше захотелось прокатиться на ней. Но вместе с этим в душе зародилось и чувство страха. Не потому, что я боялся лошадиного норова, а просто проехаться на такой красавице уже было для меня слишком большой удачей, и, кроме того, люди поговаривали, что это не лошадь вовсе, а самая настоящая ведьма. Тем не менее она выглядела как лошадь, только очень статная, с выразительными, почти человеческими глазами. Я не могу сказать, была ли она местных кровей или потомком арабских скакунов, которые только недавно появились у нас, поскольку плохо разбираюсь в этом и знаком в основном только с нашими крестьянскими лошадками. А на ферме самое главное, чтобы у коня было четыре ноги, и чтобы он мог работать.
Господин Фаггус подмигнул лошади, и она последовала за ним. Это была гордая красивая кобыла, но она оставалась преданной хозяину — как высшему и более сильному созданию. Так всегда, впрочем, поступают и женщины, если они, конечно, уверены в том, кого боготворят.
— Ну что, парень, ты еще не передумал? — поинтересовался Фаггус, и мне показалось, что и он и его кобыла поглядывают на меня вызывающе.
— А она умеет прыгать, сэр? На этом берегу ручья есть прекрасный забор.
Господин Фаггус рассмеялся и повернулся к Уинни, будто приглашая ее расхохотаться вместе с ним. И мне показалось, что она все же сумела оценить шутку.
— Ты боишься слететь с нее во время прыжка? Ничего с тобой не случится. Я немного знаком с вашей семьей и имею представление о твердости ваших голов.
— Ну, тогда снимайте седло, — решился я, хотя последняя фраза меня немного обидела. — А я уж постараюсь не сломать пятками бока вашей лошади, если, конечно, она не начнет взбрыкивать.
Господин Фаггус ничего не ответил, но, видимо, моя речь произвела на него некоторое впечатление. К этому времени к нам подбежали Джон Фрэй, Билл Дэдс и еще с полдюжины работников. Слава этой лошади распространялась на несколько графств, и что означала по сравнению с этим моя жалкая жизнь? Но теперь отступать было некуда, и я обязан был показать искусство верховой езды во всех тонкостях, чтобы не ударить в грязь лицом. Тем не менее я чувствовал, что ноги мои дрожат в коленях, а руки висят, как плети.
Видимо, Фаггус заметил это, но все же подошел к лошади и, заглянув ей в глаза, проговорил:
— Не усердствуй, дорогая, скинь его поаккуратней в навозную кучу. Этого будет достаточно.