Лорна Дун

О том, как я, гонимый ложными слухами, носился места на место, а иногда и вовсе сворачивал подальше, чтобы не нарваться на королевских солдат, говорит простое перечисление городов, где я побывал,— Бат, Фрум, Уэллз, Уинкантон, Гластонбери, Шептон, Брэдфорд, Эксбридж, Сомертон и Бриджуотер. В Бриджуотер я прибыл в ночь на воскресенье, насколько я помню, четвертого или пятого июля. Кикумс и я были счастливы, наконец, добраться до места, где можно было получить за деньги мясо и овес, поскольку оба мы измотались вконец, мы надеялись здесь же немного передохнуть.

Отдохнуть здесь, однако, не было почти никакой возможности: город был наводнен солдатами герцога [60], если их вообще можно было назвать солдатами, потому что половина из них отродясь не бывала на военной службе, о том, с какой стороны браться за ружье, имела самое общее представление [61]. Ходили слухи, что именно в эту ночь они собирались атаковать королевскую армию, или, как они ее называли, «армию папистов». Однако, наученный к этому времени горьким опытом, я перестал обращать внимание на слухи и после тщетных поисков Тома Фаггуса среди необученных солдат я вернулся на постоялый двор и бросился в постель, что называется, без задних ног.

Посреди ночи хозяйка разбудила меня. Я кинулся к открытому окну и услышал отдаленные раскаты мушкетных выстрелов и барабанную дробь. Господи, да ведь Том Фаггус может сейчас быть именно там! Одна пуля, один удар шпаги, и моя сестренка — вдова, а крестник Джон — беспомощный сирота. Я живо оделся, разбудил Кикумса (добрый мой приятель мирно посапывал в стойле) и, готовый к самому худшему, поскакал туда, откуда доносился шум битвы.

Я скакал на пушечный гром и хриплое пение труб, разносившиеся над открытыми болотами Седжмурской равнины. Я слышал, я чувствовал всем своим существом, что битва происходит где-то рядом, но вокруг стоял густой туман, места были совершенно незнакомые и всякий раз, когда нам с Кикумсом казалось, что мы вышли на верную дорогу, вода неожиданно и неизменно вставала у нас на пути, а луна, скудно разливавшая свет над широким пространством, была нам плохой проводницей.

Наконец, когда я совсем уже было потерял надежду сориентироваться между бесчисленными ручейками и рыхлыми кочками, поминутно оседавшими под копытами Кикумса, я выбрался вдруг на твердую землю и поскакал по направлению к небольшой деревушке, очертания которой едва угадывались в смутной промозглой мгле. Только что здесь грелись солдаты королевской армии, — их костры по-прежнему горели у околицы, — но внезапная атака мятежников согнала их с места и рассеяла по округе. Какой-то молодой человек, взявшийся мне помочь, провел меня кружными путями в арьергард мятежной армии. Было уже четыре часа утра, и солнце, медленно поднимаясь над равниной, все ярче и отчетливей высвечивало картину трагедии, разыгравшейся здесь минувшей ночью.

Господи, лучше бы мне тут век не появляться! То, что я увидел, навсегда врезалось в мою память, и до сих пор, когда, случается, я остаюсь наедине с самим собой и ночная мгла медленно отсчитывает свои бесконечные часы, эти кровавые сцены встают передо мной со всеми подробностями, и всякий раз они потрясают мое сознание, заставляя заново пережить кошмары прошлого.

Я увидел толпу, охваченную единственным желанием — поскорее унести ноги, толпу, покрытую грязью, потом и кровью, толпу, проклинающую каждый сучок на своем пути, каждый труп, лежавший у нее на дороге. Я увидел мертвецов, застывших с улыбкой благородного мужества на устах, устремив в небо голубые взоры. Я увидел и тех, кто испытал перед кончиной невероятные муки и замер с перекошенным лицом, не в силах преодолеть своих страда­ний. Большинство убитых и умирающих были простыми парнями, крестьянами и рабочими, привычными не к шпаге и мушкету, а к косе и кирке.

Я поскакал туда, откуда бежали несчастные, — там смерть по-прежнему трудилась, не покладая рук,— и отступавшие, крича мне вслед на полудюжине диалектов, чтобы я не делал глупостей, потому что неприятельская артилле­рии уже вышла на позиции и вот-вот откроет огонь, — кати­лись по равнине неудержимой волной.

Бой кончился; начиналась бойня.

- Монмуту — крышка![62] — закричал здоровенный шахтер, вооруженный киркой. — Драться дальше нет смысла. Возвращайся домой, парень!

Я остановил лошадь, не желая подставлять голову под шальную пулю. Несколько раненых протянули мне руки, и я спрыгнул на землю, желая хоть чем-нибудь им помочь и проклиная себя за то, что ничего не смыслю в лекарском ремесле.