Лорд и леди Шервуда. Том 3

Вилл намотал на локоть веревку и потянул на себя. Ноги Хьюберта оторвались от земли, и он забился в петле. Агония была мучительной. Вилл мог бы резко дернуть веревку и сломать Хьюберту позвонки, но, намеренно или случайно, он не делал этого, продолжая удерживать Хьюберта в нескольких дюймах от земли.

Марианна закрыла глаза, чувствуя, как к горлу подступает тошнота. Рука Робина сжала ее руку.

– Идем, если тебе не под силу, – услышала она его голос и отрицательно помотала головой.

– Сколько это продлится? – спросил Джон.

– Без перелома позвонков может занять и час, – ответил Статли.

– Вилл, ломай ему шею, – повысив голос так, чтобы брат услышал, сказал Робин. – Не станем же мы целый час смотреть на его испражнения и слушать его хрипы!

– Как скажешь, – хладнокровно ответил Вилл и сильным, резким движением руки прекратил агонию Хьюберта.

Тело неподвижно замерло и повисло в петле. Выждав еще несколько минут, Вилл выпустил веревку. Хьюберт упал на землю, и Джон, пощупав на его шее артерию, убедился в том, что он мертв. Забросив тело на лошадь, Джон накрепко привязал к ней Хьюберта.

– Отвезу подарок сэру Гаю, – пробормотал он.

Робин приказал десятку стрелков присоединиться к Джону, и поднялся с бревна, подавая руку Марианне. На обратном пути она что-то шепнула Робину на ухо, и он помрачнел, неуверенно посмотрел на нее, но, получив в ответ настойчивый взгляд, согласно склонил голову. Крикнув Виллу, чтобы тот заменил его во главе отряда, Робин повернул Воина на боковую тропинку и пришпорил коня.

Они ехали недолго – до прозрачной березовой рощи, которая окружала поляну. На поляне ничего не было, кроме нескольких рядов простых каменных надгробий. Это было кладбище вольного Шервуда. Осадив коня на краю рощи, Робин спешился и снял с седла Марианну. Взяв под руку, он провел ее мимо ряда надгробий. На одном она увидела имена жены и дочери Вилла, на другом – имя Клема. Робин остановился возле маленького камня, на котором не было никакого имени.

Выпустив руку Робина, Марианна медленно опустилась на колени и положила ладонь на землю рядом с камнем. Ее пальцы гладили голую, еще не поросшую травой февральскую землю, укрывшую собой ее ни минуты не прожившего сына. Она вспомнила, как всего несколько дней назад он ворочался у нее под сердцем – не родившийся, но такой живой! Мысль о том, что он оказался в земле, не увидев света, была для нее невыносима и грызла сердце неутихающей болью. Робин стоял рядом и молча смотрел на Марианну, чувствуя ее боль как свою. Казалось, она была готова бесконечно ласкать комочки земли, перебирая их, как завитки волос на детской голове.

Сдержав тяжелый вздох, Робин поднял Марианну с колен, обнял ее и крепко прижал к себе.

– Прости меня за сына, – прошептала она, – если можешь простить.

Осторожно приподняв ее голову, Робин посмотрел в глаза Марианны.

– Не мучай себя, ты ни в чем не виновата, – сказал он. – Это был беспроигрышный ход со стороны Гая. Кто-нибудь из нас двоих обязательно угодил бы в его западню. Если бы я был дома в тот момент, когда привезли письмо Реджинальда, сам отправился бы в собор. Тебя я, конечно, не взял бы с собой, но сам бы непременно поехал в надежде уговорить гонца и привезти его в Шервуд.

– Нет, Робин, в случае с тобой проиграл бы Гай, а не ты, – покачала головой Марианна, неотрывно глядя Робину в глаза. – Гай не озаботился большим числом ратников, взяв только своих, послав в засаду на тебя куда больше людей. Дружина Гая сильна, но она не выстояла бы против стрелков, которых ты взял бы с собой. А ты бы их взял, не бросился бы в собор без должной охраны, очертя голову, как это сделала я. Гаю пришлось бы самому уносить ноги, и сомневаюсь, что ты позволил бы ему спастись.

Робин не удивился тому, что она высказала его собственные доводы, которые он мог бы привести Виллу в разговоре после возвращения из Фледстана. Она не просто хорошо понимала его – она была с ним единым целым и мыслила так же, как он, допустив ошибку лишь в тот роковой день.

– На меня словно морок нашел при виде письма Реджинальда и упоминании о его гонце, – призналась Марианна, отвечая на мысли Робина, и спрятала лицо у него на груди.

Робин почувствовал, как ворот его рубашки намокает от слез Марианны.

– Не плачь, родная моя! – прошептал он, потерся щекой о ее макушку, поцеловал в светлые волосы. – Главное, что ты осталась жива. Ты поправишься, окрепнешь. У нас еще будут дети. Не плачь.

Проглотив слезы, она помолчала, подняла голову и заглянула ему в глаза.

– Скажи, ты уверен, что мы вообще вправе иметь детей? Принести их в этот мир, полный жесткости и крови?

Он секунду подумал, ласково провел ладонью по ее щеке и спросил:

– Если бы сейчас у тебя был выбор – прийти в этот мир или нет, как бы ты поступила? После всех страданий, которые тебе довелось испытать, и всего горя, которое ты познала. Ты бы отказалась?

Утонув в темно-синей глубине его глаз, она медленно покачала головой, твердо ответив:

– Нет.

– Вот тебе и ответ на твой вопрос, – улыбнулся Робин и, взяв ее на руки, понес обратно, туда, где он оставил Воина.