– Да, я помню, как ты был рассержен, и удивилась этому. Теперь понимаю, что тебя рассердило. Но ты казался мне одновременно и расстроенным, – и Марианна пытливо посмотрела на Робина.
Он с грустью улыбнулся и вскинул на нее глаза, в глубине которых тенью мелькнула давняя печаль.
– Знаешь, я ведь почти сумел успокоиться после того, как видел тебя на турнире. Мне нелегко далось это спокойствие, которое почти граничило с безразличием к тебе. И вдруг отец Тук присылает мне зов. Я приезжаю к нему и узнаю, что ты в опасности. Все мое спокойствие словно водой смыло. Если бы с тобой тогда что-нибудь случилось, я не простил бы себе этого до конца своих дней! А потом две недели во Фледстане рядом с тобой… С каждым днем я понимал, что моя любовь к тебе крепнет и растет. Она оказалась подобна птице Феникс. Вот ты уже уверен в том, что Феникс умер, и вдруг он взлетает ввысь из собственного пепла и победно парит в небе еще более живой и яркий, чем был! Каждая минута, проведенная возле тебя, уменьшала мои надежды справиться с собственным сердцем. Знала бы ты, как я радовался твоему крепкому сну! – неожиданно признался Робин.
– Почему? – удивилась Марианна.
– Потому что каждую ночь я вслушивался в твое дыхание и, когда уверялся в том, что ты уснула, приходил в твою спальню, садился рядом в кресло и смотрел на тебя, пока ночь не сменялась рассветными сумерками, – совершенно обыденным тоном ответил Робин.
У Марианны даже перехватило дыхание от его признания. Отец Тук, Клэренс, Джон, а сегодня и Кэтрин – все они говорили ей, как давно и сильно Робин любит ее. Но она и представить себе не могла, насколько давно и с какой силой.
– И тогда я попросил сэра Гилберта подождать еще немного с твоим замужеством, – продолжил Робин. – Он упрекнул меня в самоуверенности, спросил, на что я рассчитываю, и попытался в ответ потребовать от меня обещания. Ну, об этом я тебе уже рассказал. Поэтому я и был расстроен – его решительным отказом дать мне хотя бы надежду, что однажды ты все-таки станешь моей женой. Он сказал, что ты могла быть невестой графа, но никогда не станешь женой изгоя, объявленного вне закона. Еще сказал, что тайный ход – единственная причина, по которой он разрешил тебе оставить меня в твоих комнатах. Иначе он позаботился бы о том, чтобы я оказался как можно дальше от тебя.
– Почему убийство графа Альрика король оставил безнаказанным? – тихо спросила Марианна, надеясь на то, что ее вопрос не причинит Робину душевной боли. – Отец сказал, что имена его убийц до сих пор не называют вслух.
– А зачем их поминать всуе? Они и так всем известны: нынешний шериф Ноттингемшира и отец Гая – Лайонел Гисборн, – с горечью усмехнулся Робин. – Отец обладал в Средних землях такой властью, что ничего не происходило без его ведома и воли. Это не могло не раздражать его врагов, но, что самое печальное, стало раздражать и короля Генриха. Они чутко уловили момент, когда благоволение короля к отцу в очередной раз сменилось раздражением, и последовал донос, что отец втайне является сторонником принца Ричарда, поддерживает его деньгами и войском в наших владениях в Аквитании. В доносе не было ни слова правды – отец хранил верность вассальной присяге Генриху, и, думаю, король это прекрасно понимал. Но донос оказался на руку, и король согласился на расправу. Когда отец возвращался из Лондона, на его отряд напал Лайонел Гисборн, на стороне которого оказались внезапность и значительный численный перевес ратников. И отец погиб. Правда, в поединке с ним погиб и Лайонел Гисборн, но вряд ли это большое утешение! Из тех, кто сопровождал отца, уцелел только один ратник, и тот был весь изранен. Отец приказал ему известить меня о случившемся и умер у него на руках.
Робин одним глотком допил остатки вина и посмотрел вдаль сухими, сузившимися в неумолимом прищуре глазами. Марианна попыталась дотянуться до его руки, но он слегка склонил голову и улыбнулся невеселой улыбкой.
– Хочешь знать, что было дальше? Гонец примчался в нашу резиденцию Веардрун, поведал о гибели отца и передал мне его рыцарскую цепь с гербом Рочестеров. Так я унаследовал титул графа Хантингтона. Мой ратный наставник и командир гарнизона Веардруна сэр Эдрик обрушился на бедного парня с упреками, что он бросил тело господина, оставил воронью и его, и остальных погибших ратников. А тот лишь успел ответить, что выполнял приказ, упал и отдал Богу душу. Я успел призвать вассалов Рочестеров с дружинами, приказал поднять мост, запереть ворота и готовиться к осаде. Она не замедлила последовать – на следующий день Веардрун был окружен войсками. Сэр Рейнолд, сославшись на королевскую волю, потребовал сдать замок, я же в ответ предложил ему предъявить письменное подтверждение воли короля. Ох, как он неистовствовал, когда я выставил его подлецом! Он отдал приказ начать штурм, но Веардрун построен так, что его невозможно взять штурмом! Все равно что биться головой об одну из его стен! Если только уморить всех, кто в нем заперся, длительной осадой, на которую у шерифа не было времени и сил.