«Лонгхольмский сиделец» и другие…

За время службы под началом генерала Баташова штаб-ротмистр Свиньин основательно поднаторел в вопросах ведения допросов и следствия по делу шпионов и диверсантов, но практическая сторона агентурной деятельности контрразведки была для него своего рода Terra incognita. Воеводин же, напротив, занимаясь подбором, комплектованием и обучением агентов, а также негласным наблюдением за их деятельностью, наработал достаточно богатый личный арсенал приемов и методов наблюдения, добывания секретов, ухода от слежки и других обязательных умений и навыков, без которых нелегальная агентура просто не может существовать. И потому отведенное для передачи опыта время пролетело для обоих офицеров незаметно.

Накануне отъезда штаб-ротмистра Свиньина Баташов сообщил ему явки надежных агентов, на которых в случае опасности можно было полностью положиться.

– Я надеюсь, что Иван Константинович тебя основательно поднатаскал, – сказал, прощаясь, генерал. – Теперь все в твоих руках и твоей головушке.

– Все в руках Божьих и военной контрразведки, – бодрым голосом поправил его Свиньин. – Пока я не вернусь, не говорите ничего Лизоньке, – попросил он. – Я здесь написал ей с десяток коротких весточек, пересылайте их ей периодически, – добавил штаб-ротмистр, передавая в руки Баташова заранее заготовленные письма.

– Хорошо, Алеша, не беспокойся, – сказал генерал, – но я думаю, что ты сам скоро сможешь это сделать.

Баташов крепко обнял Свиньина и трижды по русскому обычаю расцеловал.

Штаб-ротмистр, взглянув на часы, нетерпеливо промолвил:

– Честь имею! – И в сопровождении подполковника Воеводина, который вызвался проводить его до вокзала, скрылся за дверью.

Перекрестив удаляющихся офицеров, Баташов направился к окну, выходящему на улицу и долго стоял там, провожая взглядом удаляющийся автомобиль с дорогими ему людьми, словно разлучаясь с ними не на время, а навсегда. Привычка всякий раз вот так, словно в последний раз, расставаться с друзьями и близкими сложилась у него за время войны. Слишком многие так и не вернулись из боя или опасного задания…

Глава VIII. Ревель – Стокгольм (Январь-февраль 1916 года)

1

Алексей Свиньин, выйдя на привокзальную площадь, сразу же нанял извозчика, который тут же огорошил его вопросом:

– Ваше благородие, вам в Вышгород или в Нижгород?

– Мне в штаб Балтийского флота.

– Значит, в Вышгород, – уверенно изрек возница. – Но-о, пошла, родимая! – прикрикнул он, и вскоре колеса пролетки равномерно застучали по средневековой каменной брусчатке. Искусно лавируя на узких улочках со встречными повозками и редкими автомобилями, коляска неторопливо катила меж замшелых каменных домов с крутыми черепичными крышами, над которыми то справа, то слева возвышались колокольни костелов и отливали золотом купола православных храмов. Неожиданно в конце одной из улиц возница остановил лошадь у невысокого, неказистого строения, вросшего в землю.

– Ваше благородие, не соблаговолите ли взглянуть на домик Петра Великого? – спросил он. – Если изволите, то я пойду договорюсь с часовым.

– Соблаговолю, – согласился штаб-ротмистр, – да возьми полтинник, авось охранник посговорчивее будет.

Возница, закинув вожжи на облучок, исчез за невысоким забором, огораживавшим царское строение. Алексей, изучая еще в училище историю северных территорий Российской империи, вычитал однажды, что Петр I своими собственными руками смастерил не только всем известный ботик «Фортуна», но и настоящий дом, находящийся в Ревеле. Ботик-то он видел, а вот дом не пришлось.

– Ваше благородие, старший унтер-офицер приглашает вас в дом! – радостно сообщил возница. – Там и печь натоплена, погреетесь маненько.

Вблизи царский дом с мансардой, окруженный вековыми деревьями, оказался выше и просторней, чем издали. Алексей с трепетом в душе вошел в прихожую, за которой сразу же начиналась небольшая кухонька, в которой дышала теплом огромная русская печь. Дальше, за перегородкой, располагалась просторная приемная, в которой стояло бюро старинной работы.

«Здесь, наверное, сам царь писал свои инструкции и приказы», – благоговея перед исторической действительностью, подумал Свиньин.

На стене висело потускневшее зеркало в золотой раме, а в дальнем углу располагалась широкая кровать. В мансарде стоял длинный обеденный стол, за который запросто могло усесться не менее взвода служивых.

«Недаром говорят, что царь любил пирушки», – удовлетворенно подумал Свиньин, проведя рукой по отполированной до блеска дубовой столешнице, которой, верно, не раз касался свой дланью и сам российский государь…

Взглянув на часы, штаб-ротмистр заторопился. Поблагодарив гостеприимного унтера, он вышел на улицу. Возница, забравшись на облучок, уже ждал его, то и дело придерживая отдохнувшую лошадь.

– Гони, братец! – приказал Алексей, с удобством располагаясь в коляске. – Мне нужно до полудня поспеть.

– Успеем, ваше благородие, – ответил «ванька». – Ох и прокачу я вас!