«Лонгхольмский сиделец» и другие…

– Пренепременно, – охотно отозвался Баташов. – Прежде всего, довольно двойственную роль играют предприятия, организованные немцами в России под видом русских акционерных обществ. Среди них особенно выделились своей вредностью во всех отношениях общества по эксплуатации электричества: «Русское общество Сименс и Гальске», «Русское общество Сименс-Шуккерт», «Русское общество Всеобщей компании электричества», «Русское электрическое общество 1888 года», «Русское общество соединенных кабельных заводов». Среди псковских предприятий оперативный интерес вызывает деятельность Акционерного общества «Институт Шиммельнфенга», торгово-промышленного предприятия «Гилихес» и общество «Клячкин и К°». По имеющейся у меня информации, служащий «Всеобщей компании электричества», некто Гроб, сносится условными телеграммами через Швейцарию с заведомо подозрительной личностью Фегели в Берлине. На предприятии «Русское общество Сименс-Шуккерт» служил германский офицер Фридрих Роде, который теперь состоит в одном из штабов германской армии. Роде неоднократно командировался на крупнейшие заводы, вырабатывающие предметы обороны якобы для установки машин. Все эти, хорошо завуалированные прогерманские шпионские гнезда, поставляющие ценную информацию в Берлин, необходимо разработать и ликвидировать в самое ближайшее время…

– Но на разработку этих обществ нам понадобится слишком много людей, и, как я понимаю, силами фронтового и армейских КРО тут не обойтись, – вновь перебил Баташова начальник штаба, стараясь показать свою проницательность.

– Вы правы, ваше высокопревосходительство, – согласился Баташов. – Я планирую наладить более тесные связи с губернским жандармским управлением (ГЖУ). Для ликвидации этих «шпионских гнезд» не лишне привлечь кроме ГЖУ еще и Великолукское жандармско-полицейское отделение, а также Петроградско-Виндавское жандармско-полицейское управление железных дорог. О том, что наше сотрудничество будет плодотворным, говорит тот факт, что Псковское ГЖУ по моей просьбе уже предоставило самые полные сведения о всех подозрительных лицах и организациях, занимающих прогерманскую позицию…

– Я хотел бы предупредить вас, Евгений Евграфович, о том, что в губернии наметилось достаточно сложное взаимоотношение между Контрразведывательным отделением Двинского военного округа, контрразведкой штаба фронта, с одной стороны, и ГЖУ, а также губернскими властями – с другой, что нередко выражается в отсутствии согласованных действий.

– Я достаточно наслышан и об этом, – со знаем дела промолвил Баташов, – и потому первым делом хочу наладить деловые контакты с начальником ГЖУ и полицмейстером.

– Кроме этого, вам необходимо познакомиться с губернатором, – поддержал Баташова начальник штаба, вставая из-за стола и показывая этим, что аудиенция окончена. – Я мог бы представить вас барону Медему сегодня перед ужином, – добавил он, пряча папки в сейф. – Николай Николаевич Медем из семьи военных, прекрасный человек, он окажет вам полное содействие в вашей многотрудной деятельности.

– С корабля да на бал, – пожал плечами контрразведчик, – покорно благодарю вас за приглашение, но я считаю этот шаг несвоевременным. Для обстоятельного разговора с губернатором необходимо тщательно подготовиться. Чтобы разговор прошел в нужном нам русле, мне надо знать не только то, чем живет губерния, но и какие настроения витают в обществе.

2

«В этом домике – штаб-квартира генерала Н.А. Рузского. Отсюда, из этой патриархальной глуши, с талантливой мудростью командует и управляет он с помощью телефонных и телеграфных проводов миллионами славных русских бойцов…» – эти напыщенные строки известного русского борзописца Брешко-Брешковского, напечатанные в газете «Биржевые ведомости», доставленной накануне из Петрограда фельдъегерской почтой в штаб, вызвали у Баташова искреннее недоумение, и он с еще большим интересом продолжил чтение: «Генерал гипнотизирует вас, набрасывает желанные перспективы скорых побед, зажигает вас манящими надеждами, в которые так хочется верить? Ничуть! Наоборот, он лаконичен, скуп на слова. И если можно так выражаться, веришь не в его слова, потому что „он ничего не обещает“, а веришь, глубоко веришь в него самого… Одно могу сказать – я уверен, что теперь мы застрахованы от всяких неприятных „сюрпризов“ со стороны врага. Их не будет уже, и не должно быть. Ободренный, окрыленный верой, покинул я этот деревянный двухэтажный домик. Через каких-нибудь двадцать часов там, на фронте у Двинска, я убедился, что генерал Рузский принадлежит к числу тех, которые мало говорят, но много делают. Нельзя не согласиться с этим – факты всегда красноречивее слов…»