Лонг-Айленд

Она присела на край кровати. Как она расскажет Тони о том, что приходил тот мужчина? Где бы спрятаться, где бы найти место, в котором не надо думать о происшедшем!

Пристроенная к дому комната, где раньше работала Эйлиш, теперь служила Розелле и Ларри для занятий, хотя Ларри редко туда захаживал.

– Хочешь, заварю тебе чай или сделаю кофе, – предложила Эйлиш, обнаружив там дочь.

– Ты заваривала чай вчера, – ответила Розелла. – Сегодня моя очередь.

Розелла росла уравновешенной, неулыбчивой и молчаливой, чем разительно отличалась от двоюродных сестер. Те по любому поводу заливались смехом или вытаращивали глазки, Розелла в это время смотрела на мать в надежде, что семейные посиделки кончатся и ее отведут в тишину родного дома. Когда Тони и Ларри злили ее, соперничая в подражании радиокомментаторам бейсбольных матчей, Розелла удалялась в свой кабинет, как его называла. Она даже уговорила Тони навесить на дверь замок, чтобы Ларри не врывался, когда она пытается сосредоточиться.

Порой на Эйлиш давило слишком тесное соседство с родителями Тони и семействами его братьев. Их дома почти заглядывали в ее окна. Если ей случалось выйти из дома, кто-нибудь из невесток или свекровь обязательно спрашивали, куда она ходила и зачем. Они часто обвиняли ее в стремлении обособиться, считая это свойством ее ирландской натуры. Но Розелла внешне походила на итальянку, и женщины недоумевали, откуда у девочки такая серьезность, как будто не видели, что ее манера держаться унаследована от матери. Розелла старалась не выделяться на общем фоне. Прислушивалась к разговорам теть и двоюродных сестер, обсуждала новые фасоны и прически, но в глубине души модой не интересовалась. Эйлиш понимала, что не будь Розелла так хороша собой, женщины сочли бы ее чудачкой и синим чулком.

– Грация и красота, – рассуждала бабушка, – достались Розелле от моих матери и тетки. Нашему поколению красоты не перепало – видит Бог, я ничего такого не унаследовала, – но в Америке наша красота расцвела. Розелле следовало родиться раньше. Женщины нашего рода славились не только красотой, но и мозгами. А тетя Джузеппина была настолько умна, что чуть старой девой не осталась.

– Это было бы умно? – спросила Розелла.

– Каждому свое, но стремиться к такому не стоит. Тебе, впрочем, волноваться не о чем. Когда придет твое время, ты будешь нарасхват.

Дважды в неделю между школой и ужином Розелла отправлялась навестить бабушку, и они по часу беседовали наедине.

– О чем вы говорите? – спрашивала Эйлиш.

– О воссоединении Италии, – отвечала дочь.

– Не верю.

– Знаешь, из трех невесток ты у нее самая любимая.

– Наоборот, нелюбимая!

– Сегодня она попросила меня помолиться с ней вместе.

– О чем?

– О том, чтобы дядя Фрэнк нашел хорошую жену.

– Жену-итальянку?

– Любую. Она говорит, что с его умом, доходом, привилегиями и квартирой на Манхэттене женщины должны преследовать его на улицах. Думаю, ей все равно, будет ли она итальянкой. Ты же знаешь, кого встретил наш папа, сходив однажды на ирландскую вечеринку.

– Разве ты не предпочла бы мать-итальянку? Разве это не упростило бы тебе жизнь?

– Меня моя жизнь устраивает.

* * *

Эйлиш просматривала книги на столе Розеллы, и внезапно ей пришло в голову, насколько жизнь, которую дочь считает естественной, зависит от отца и двух его женатых братьев, которые трудились вместе, трудились так прилежно, что им доверяли и рекомендовали их знакомым. Слухами земля полнится. Братья получали заказы далеко за пределами города, и все равно мирок их клиентов казался тесным, почти дружеским. Очень скоро кто-нибудь узнает, что Тони обрюхатил женщину, в чьем доме работал. Новость распространится так быстро, как если бы они жили в глухой деревне.

До сих пор ей удавалось гнать от себя мысли о Тони в рабочей одежде в доме той женщины. Теперь Эйлиш ясно видела, как, подлатав трубу, он встает с колен и замечает благодарный взгляд хозяйки. Она представила себе застенчивость Тони. Как он мнется у двери. Неловкое молчание.

– У тебя проблемы на работе? – спросила Розелла.

– Нет, никаких, – ответила Эйлиш.

– Мне показалось, тебя что-то смутило. Прямо сейчас.

– Все хорошо. Просто работы много.

* * *

Затем пришел Ларри, чмокнул ее в щеку и показал на свои ноги.

– У меня идеально чистые ботинки, но я все равно оставил их за дверью. Мне нужно послушать радио. Если меня будут спрашивать, я в своей комнате.

Тони появился позже и, как обычно, сразу поднялся на второй этаж, чтобы принять душ и переодеться, прежде чем разыскать дочь – заведенный ритуал с тех пор, как Розелла была малышкой. Часто, если ей удавалось подслушать их разговор, Эйлиш узнавала что-то новое, что-то сказанное свекровью, новости про братьев Тони, которыми тот делился с дочерью.