Лондон. Прогулки по столице мира

На Гришэм-стрит исчезло здание Хабердашерс-холл (цеха галантерейщиков), а от стоявшего напротив Воксчандлерс-холла (цеха свечников) сохранились лишь подвал и первый этаж. Левее проходит Фостер-лейн, на которой больше нет Саддлерс-холла (цеха шорников), а дальше, где когда-то возвышались здания Пэриш-Кларкс и Коучмейкерс (цеха каретников), зияет пустота. Еще дальше, в районе церкви Сент-Джайлс, находится Монквелл-стрит, на которой некогда стояло великолепное здание Барбер-Сердженс (цеха цирюльников), пристанище стольких пышных церемоний. Теперь его больше нет, и от самой церкви, увы, остались одни руины. К счастью, уцелели приходские метрические книги, в которых записано о бракосочетании Кромвеля и похоронах Мильтона.

Тому, кто не был знаком с этой частью Лондона, уже не представить себе, какой она была до 1940 года. Разве можно воссоздать город по одним подвалам? Здания исчезли, горы камня и кирпича убрали. Остались лишь подвалы, где среди высокой травы и сорняков свалены рухнувшие с чердаков водяные баки. Иногда можно увидеть кусок пожарного шланга, старый ботинок, бутылку или пробитую батарею отопления.

Пока я сидел, чувствуя себя новозеландцем Маколея, ко мне подошли три белокурых мальчугана лет десяти. Забравшись на стену, они спрыгнули в подвал. Ребята явно что-то искали в зарослях бурьяна. Вскоре один из них позвал остальных.

— Вот это да, вы только посмотрите!

Они подбежали и, сблизив белокурые головы, стали разглядывать находку. Затем вместе с ней забрались на стену.

— Что, нашли клад? — поинтересовался я.

Один из мальчишек смущенно вытащил из кармана невероятно грязную и на вид уже никуда не годную поршневую ручку.

— А что-нибудь стоящее тут можно найти? — спросил я.

— Однажды я нашел зажигалку, — ответил один. — Отдал ее папе. Он ее почистил, и теперь она работает.

Я поинтересовался, были ли они в Лондоне во время войны. Выяснилось, что мальчишек, говоря официальным языком, «эвакуировали». Я начал рассказывать, что до войны на этих узких улочках стояли такие высокие дома, что уже после полудня приходилось включать электрический свет, а зимой он иногда горел весь день; что улицы, на которых они теперь играют, были переполнены лошадьми и фургонами. Но ребята мне не поверили.

Перейдя улицу, я направился к зданию Голдсмитс-холл (цеха ювелиров), которое хотя и пострадало, но, к счастью, уцелело. Это одно из самых величественных строений района; как же я обрадовался тому, что большинство его великолепных помещений избежало гибели. К сожалению, этого нельзя было сказать о парадной столовой. В кладовой, в подвале я наткнулся на замечательную коллекцию посуды, пожалуй, лучшую из всех, принадлежавших ремесленным гильдиям Сити. Совершенно не пострадавшая посуда тускло поблескивала в свете ламп. В здании Эссей-офис на Гаттер-лейн когда-то хранилось столовое золото и серебро с клеймом гильдии, но все это было полностью уничтожено; здесь же вся посуда пребывала в целости и сохранности — я сам в этом убедился.

Разительным контрастом сравнительно мало пострадавшему зданию служил расположенный напротив маленький садик, принадлежавший той же гильдии. Бомбардировки его не пощадили. Впрочем, вскоре после пожара сторож (или кто-то другой, не менее заботливый) навел здесь порядок и посадил цветы. Так в саду появились гладиолусы, алтеи и георгины. Там рос и довольно высокий платан, в тени которого среди цветов завтракали служащие. На воротах сада красовалась наградная доска Общества лондонских садов, на которой значилось: «За превращение в сад района Сити, пострадавшего во время бомбежек. 8 ноября 1948 года».

Продолжая свою прогулку, я подумал, что, по сути, история Лондона есть история упорной борьбы кирпичей и строительного раствора против травы, цветов и деревьев. На эту тему сложен один замечательный стишок:

Здесь трава росла,
Был чудесный вид,
А теперь легла
Сент-Джеймс-стрит.

Со времен королевы Елизаветы разраставшийся Лондон все более жадно поглощал сельские окрестности. Сегодня мы стали очевидцами обратного процесса, в ходе которого трава, цветы и деревья появляются вновь — в самых старых и плотно застроенных районах Сити. Многих поражает скорость, с которой растительность покрывает места, пострадавшие от бомбардировок. Откуда берутся эти цветы? — задают они вопрос. Понятно, что ветер повсюду разносит семена растений, но ведь в этой каменной пустыне невозможно найти место, где семена сумели бы прорасти и дать всходы.