Дарней. Ну хорошо. А доктор Манэ? Он тоже мечтал о привилегиях?
Дядя
Дарней. Тот самый, которого вы засадили в Бастилию на восемнадцать лет!
Входит лакей с горячим блюдом, ставит его на стол, снимает крышку. Дядя движением руки высылает его прочь.
Дядя
Дарней. Да, но он это сделал из-за вас. Он всякий раз был вынужден вас покрывать, чтобы спасти честь семьи.
Дядя. Да-да, и это тоже тебе поведала покойная маркиза. Выходит, она все же любила моего брата, если рассказывала о нем такие благостные сказки. А я всегда думал, что она любит только саму себя.
Дарней
Дядя. Я не совсем правильно выразился.
Входит лакей с очередным блюдом, ставит на стол и быстро исчезает.
Дядя
А богомольные особы, как известно, весьма эгоистичны. Их главная цель – обеспечить себе хорошее местечко в потустороннем мире. Тем более что в этом мире твоя матушка имела все, чего только могла пожелать.
Дарней вскакивает и отходит к окну.
Дядя
Дарней. Вот поэтому я не хочу здесь оставаться. Я не хочу получать в наследство всю эту ненависть.
Дядя. Твое дело.
Дарней возвращается за стол, выпивает бокал вина и принимается за еду.
Дядя. И все же я не пойму, для чего маркиза рассказала тебе про доктора Манэ?
Дарней. Сейчас я вам объясню.
Дядя. Объясни.
Дарней. Его посадили на восемнадцать лет. Казнить или посадить пожизненно без всякого суда не мог даже ваш кузен прокурор Парижа.
Дядя. Твой кузен. Он был родственником твоей матери.
Дарней. Тем хуже для меня. Когда эти восемнадцать лет подходили к концу, маркиза заболела и, понимая, что уже не встанет, она завещала мне…
Дядя
Дарней. Нет, не умер.
Дядя. И она все эти годы!..
Дарней. Да. Она помнила о нем и держала в поле зрения. И я не знаю, как это получилось, но я уверен, что он остался жив благодаря ей. Она решила во что бы то ни стало его спасти. И спасла. Даже после своей смерти.
Дядя
Дарней. Она давно умерла.
Дядя выпивает бокал вина и опять принимается за еду.
Дядя
Дарней. Я никогда не интересовался богословием, но по моему убеждению все эти распри между протестантами и католиками – просто политическая борьба.
Дядя. Несомненно. И в Англии намного выгоднее быть гугенотом.
Дарней. Мне эти вещи совершенно безразличны. Но я не собираюсь лицемерить ни перед Богом, ни перед людьми.
Дядя. Ты что, веришь в существование Бога?
Дарней. Конечно верю. Но по-своему.
Дядя. А я все же думаю, что Бога не существует.
Между ними на серебряном подносе стоят флаконы с приправами. Дядя берет один из них, вертит в руках и задумчиво смотрит, как луч света играет в хрустале.
Дядя. Если бы Бог существовал, Он должен был бы давно наказать меня. И многих других.
Габелль усаживает Дарнея в коляску.
Дарней. Ну вот и всё.
Габелль. А вот и не всё. Вы в заколдованном круге, месье Шарль. Вы отказались в пользу своего дядюшки, но ведь он, увы, не вечен, а других наследников у него нет. Рано или поздно вы опять окажетесь маркизом д’Эвремондом.
Дарней. Вот тогда уж мне будет совершенно все равно. Вышлю вам доверенность, и распоряжайтесь. Если еще будет, чем распоряжаться.
Габелль
С чего вы взяли, что я его переживу?
2. Лондон. Уголовный суд Олд-Бейли.