– Аэрозольного типа. Новый писк болезнетворной опасности. Держи, – достал я из карманной капсулы запасной назальный фильтр. – Прижми. Перестанешь кашлять.
– Спасибо.
– Не спасибо, а два очка в соцку скинешь.
– Для чего ты копишь очки?
– Чтобы прикупить райского рая. В гик-вселенной. Там всё обман, но мне плевать. В любом обмане лучше, чем в этой долбанной реальности.
– А разве бывает реальность лучше обмана?
– Была, но сдохла. Остались разметавшиеся по стенкам ошмётки, которыми мы дышим.
– Словно кошка Шредингера, которой не повезло.
– Ты начинаешь улавливать суть.
Я удивился, что она говорит о кошке Шредингера. Именно так я себя и чувствовал, той самой кошкой, которой не посчастливилось оказаться на смертельном пути квантового раздвоения.
– Если здесь сдохла, значит где-то эта кошка еще жива, – произнесла девчонка, – где-то, может быть, еще ползают не механические муравьи.
Серую жижу осветили всполохи молний. Я рассмотрел среди зигзагов два лица.
– Что происходит? – вжалась она в обрушенную подпорку с веером арматуры.
– Кажется, я знал вон того с оторванным носом. Он участвовал в чело-боях. Это прощание Й-А с теми, кто ушел.
– С умершими?
– Внутри нас цифровые био-клетки. Никто не знает, что происходит после. Я верю, что они нашли свой рай в Агапэ вселенной.
– Агапэ… – повторила она после чего разбежалась и прыгнула с пятидесятого этажа, балансируя в потоках медленного падения.
Когда я наблюдал за механическими букашками, представлял себя их интеллект. Я запускал начальный алгоритм сознания и отпускал, предоставляя миллионы шансов сделать выбор. Свободный выбор внутри ограниченного муравейников круглого куба. Я не знал, понимают ли муравьи свою природу? Понимают ли ограниченность мира, который считают свободным? Совершают ли выбор или существуют в блаженном неведении, управляемые высшим разумом их создателя?
Я даже не понимал себя, хоть и считался высшим био-разумом на планете.
Встретив незнакомку с мечом, которая знала мое имя, знала про нашивку и сон, я представил себя муравьем с начальным интеллектом. Прежде никто не волновал меня (в научном смысле слова) так же, как она. Я не был влюблен. Такой примитивизм мне не понятен. Я чувствовал совсем иное, напоминающее закон физики, что мне никак не удавалось обличить в слова.
Оттолкнувшись, я прыгнул следом. В полёте срезал капюшон с экранированного комбинезона. У меня был шлем. Капюшон не использовал. Протянул его девчонке. Помня, что случилось с Нико, я не хотел, чтобы она померла раньше, чем предоставит мне ответы. Или оплату. Ну или волосы, которые я выгодно загоню на э-базаре. А если ничего из этого не произойдет, побуду рядом с ней, вспоминая физику.
– Через двадцать минут падения границы поселений. Затяни туже, – кивнул я на капюшон, – и не привлекай внимания. За шевелюру тебя не побрезгуют сначала прикончить, а потом уж обрить.
Оказавшись на ногах, я стянул с нее белую куртку, извалял хорошенько в грязи и вернул обратно. Заметил, что рана на предплечье начала воспаляться.
– Нужно раздобыть антисептик и экранирование.
Обогнув меня, она побежала к сливной яме. Я рассмотрел на дне несколько куч. Лохмотья ткани и кости, по которым ползали шестиглавые косиножки. Они впрыскивали растворители органических и неорганических веществ в мертвых. Кажется, это были останки парочки чело-бойцов, одного из которых я опознал в лике молний.
– Чистильщики.
– Что они делают?
– Прибирают.
Двое Дезов в жёлтых плащах замерли на другой стороне канавы, уставившись на останки и работающих с ними чистильщиков.
Я не понял, почему девчонку беспокоят чьи-то иссушенные кости:
– Ты уверена, что не Дез? Похожа на жёлтых. Только болтаешь.
– Нет… нет… Меня Лона зовут.
– Лона? Ты тоже онтогенез? Как переводится?
– Просто Лона.
Она отошла от ямы, когда чистильщики принялись к расправе над распылением костей. Белый пепел смешивался с сухостоем пыли, поднимаемым лапками косиножек.
– Идём, если не хочешь забить дыхательный фильтр костной тканью. Ты как будто первый раз застала уличную чистку. – не переставал я удивляться ее реакции на происходящую обыденность.
– Раньше виделось иначе. Каким-то всё было… бездушным.
Сразу после трупов, Лону привлекли кибер-шлюхи, вышедшие на заработок с наступлением ночи.
Как только радиоактивное солнце опускалось за горизонт, выживальщики вылезали из укрытий, желая получить короткие быстрые развлечения.
– Эй, детка! Расскажи про свои фантазии! Я исполняю любые, – провела кибер-девушка пальцами по торчащему из-под капюшона локону, – да ты богатенькая! Обзавелась волоснёй, сбежав с небокола поиграть?
– Ей отшибло память после кривой лихорадки. – объяснил я заторможенность Лоны на понятном всем языке.
– Что это за кожа? – спросила она, чувствуя прикосновения тёплых пальцев кибер-девушки.
– Как у живого человека, моя небожительница.
Лона смотрела на металлические плечи и бёдра девушки, оплетённые проводами и рессорами. Но ее грудь в провокационно разрезанном экранированном комбинезоне, лицо, глаза, губы были не отличимы от реальных.
– Ты дышишь. Я чувствую конденсат твоего дыхания… – сомкнула Лона ладонь.