Ломаный сентаво. Аргентинец

— Кто же тогда командует лодкой? — спросил Клим.

— Считай, что никто, — ответил Вайс. — Вес имеет слово индейца, да вот Рикена ещё слушают. Ну это потому, что кулак тяжёлый. Майер после того случая с обером в почёте. Однако обер теперь даже спит с пистолетом, так что попробуй скажи хоть слово против. Бауэр после истории с Вилли превратился в отщепенца — где он сейчас зализывает рану, я и не знаю.

— Он больше в торпедном отлёживается, — подсказал Олаф.

— Вилли? Где он? — вспомнив, что до сих пор не видел его усыпанную веснушками физиономию, спросил Клим.

— Нету нашего Вилли, — скорбно ответил Олаф.

— Повесился.

— Повесился?!

— Угу. По настоятельной просьбе Бауэра.

— Просьбе? — ничего не понимая, окончательно смешался Клим.

— Ну как по просьбе… довёл он его. Обер, когда до власти дорвался, так вообще головой тронулся. Первым делом вспомнил Вилли ту вылазку на маяк. Ну и взялся его гнобить по всем правилам сволочных законов. Остальным тоже нервы порядком подпортил, но Вилли особенно. Однако мы его выходки недолго терпели. Когда нашли малыша Вилли в петле, то первым сорвался Майер. Ну а остальное ты уже знаешь. Бауэр прячется от наших глаз где-то в носу с простреленной задницей, а мы сами по себе. Но скоро всё закончится, вот сорвём джек-пот, и пропади всё пропадом! — подмигнув Климу, Олаф поцеловал перстень с лицом богини Эринии и направился к выходу. — Потерпи, моя красавица, ещё чуть-чуть, и мы станем богаты.

Несмазанными шарнирами заскрипела стальная дверь, и все обернулись.

— Оставьте нас, — произнёс Адэхи.

Дождавшись, когда все выйдут, индеец устало присел на койку напротив и окинул Клима равнодушным взглядом.

— Не перестаю удивляться причудам нашей жизни. Я тебя туда, а ты обратно. Но с судьбой спорить бессмысленно — значит, так надо.

Адэхи сильно изменился. Клим не сказал бы, что он сдал, скорее, потускнел, в свисавших на плечи косах появилась седина, в зрачках исчез блеск. Теперь на него смотрели два блеклых, выцветших глаза глубокого старика. Но самое неприятное, что от него резко несло спиртным.

— Ты стал другим, Адэхи, — не сдержался Клим.

— Не только я. Всё здесь изменилось. Кто-то ещё держится, а кто-то уже сломался.

— Я уже слышал о Вилли, — тяжело вздохнул Клим. — Так уж вышло, что там, на берегу, мне пришлось назваться его именем.

— Ты назвался его именем? — всё так же равнодушно спросил индеец. — В моём племени говорили: если хочешь убить человека — отбери его имя. Мы всегда скрывали имена от врагов.

— Это всего лишь совпадение! Случайность!

— Возможно, — не стал спорить Адэхи. — Однако всё это не имеет никакого значения. Уже завтра всё изменится и потеряет всякий смысл.

— Джек-пот?

— И ты туда же. Олаф носится с этим дурацким словом, как навозный жук с куском дерьма, и других заразил. Не верю. Слишком у них всё просто. Не будет никому никакого богатства. Не знаю зачем, но вернулся ты зря. Все мы лишь ненадолго переживём Вилли. А может, ещё и позавидуем той лёгкости, с какой он ушёл.

Клим шумно выдохнул. От слов индейца пахнуло ледяным холодом, и стало не по себе.

— Зачем же тогда этот риск? Зачем сам идёшь, если уже знаешь всё наперёд?

— Их не отговорить — они уже ослепли. А я… Что я? Помнишь нашего японца? Мацуда говорил: для самурая не важна цель, важен путь. Так и я иду, не зная куда. Лишь бы идти. Без цели, слепо, по пути, ведущему в пропасть. И меня это устраивает. Но я хотя бы сам выбрал свою дорогу. А вот зачем судьба вернула тебя — не понимаю. Я был уверен, что ты её любимчик. Да, видно, уже наигралась.

— Адэхи, всё так плохо?

— Лодка наша, что старая черепаха — сама не поймёт, как ещё держится на плаву. В целом понятно, что скоро настанет конец, и пора заканчивать с её мученьем, да и с нашим плаванием. Все надеются, что такой шанс появился, но не видят подвоха. Сейчас мы лежим на дне на двадцати метрах, в миле от острова, где располагается бразильский гарнизон. Две тысячи человек, оторванных от материка и цивилизации. Мюллер слушал их радио, как увлекательную пьесу. Пьесу о том, как забывают о солдатах, стоит закончиться войне. Полгода им не выплачивают жалование, не привозят почту, не доставляют провиант. И только когда комендант гарнизона доложил на материк, что назревает бунт, там зашевелились. Завтра на остров придёт пароход с продуктами, наградами и мешками с бразильскими песо. У нас осталась единственная торпеда и пушка с почти не тронутым боекомплектом. Торпедой боцман хочет посадить судно на мель, а затем снарядами согнать экипаж за борт. Это и есть джек-пот Олафа. Всё забрать и, утопив лодку, разбежаться по бесконечной Южной Америке.

— Напасть на корабль на глазах у гарнизона?

— У них нет ни одного плавсредства, иначе давно бы сбежали на берег.

— Но есть пушки.

— Малокалиберная мелочь — Рикен определил место атаки вне их досягаемости.