— Дело в том, что я, кажется, знаю, что может подстегнуть мое угасающее воображение. Эта смутная идея бродила у меня в голове еще в те дни, когда мы были в Париже, но теперь я вижу это с окончательной ясностью. Это Марселина, — ее лицо, ее волосы и все те туманные образы, которые они во мне вызывают. И дело тут не только в наружной красоте, хотя, видит Бог, ее хватает, но в чем-то особенном и потаенном, чего нельзя толком объяснить. Знаешь, в последние несколько дней я чувствую такой сильный творческий порыв, что, кажется, и впрямь смогу превзойти сам себя. Если в тот момент, когда ее лицо и волосы будоражат мое воображение, у меня под рукой будут холст и краски. В ее волосах есть нечто тревожащее и неземное, нечто, напрямую связанное с тем фантастическим древним существом, которое олицетворяет Марселина. Не знаю, много ли она рассказывала тебе об этой стороне своей жизни, но, могу поклясться, там есть что послушать. Каким-то чудесным образом она связана с потусторонним…
Наверное, Дэнис очень сильно изменился в лице, потому что говоривший внезапно умолк, и наступившая вслед за тем пауза была довольно продолжительной. Я совершенно не ожидал такого поворота событий и был потрясен до глубины души. Представляю, что в эту минуту переживал мой сын! Сердце мое отчаянно колотилось; я предельно напрягал слух, стараясь не пропустить ни слова. Наконец Марш сказал:
— Разумеется, ты ревнуешь. Я понимаю, как должны звучать для тебя мои слова, но, готов поклясться, для ревности нет никакого повода.
Дэнис не ответил, и Марш продолжал.
— Честно говоря, я никогда бы не смог полюбить Марселину и даже не смог бы стать ее искренним другом в полном смысле этого слова. Ах, черт побери! Я чувствовал себя ужасным лицемером, выказывая ей непомерные знаки внимания все эти дни. Истина же заключается в том, что меня завораживает одна из ипостасей ее личности — причем завораживает весьма странным, колдовским и отчего-то немного зловещим образом, в то время как тебя совершенно естественным образом завораживает другая ипостась. Я вижу в ней Нечто, а, если быть более точным, то я вижу как это Нечто проглядывает сквозь нее или, если угодно, живет в ее формах. Ни ты, ни другие попросту не замечаете в ней этого. Она вызывает во мне осознание образов и форм, принадлежавших древним, давным-давно позабытым безднам и это осознание заставляет меня хвататься за кисть и набрасывать на холсте контуры самых невероятных существ, чьи очертания расплываются в тот момент, когда я пытаюсь изобразить их отчетливо. Не обманывайся, Дэнни, твоя жена — поистине замечательное существо, некое средоточие космических сил, имеющее право называться божественным, если только у кого-нибудь из живущих на земле вообще может быть такое право!
Я понял, что кризис последних дней разрешился наилучшим образом. Отвлеченность рассуждений Марша и расточаемые им Марселине дифирамбы развеяли тягостные сомнения в душе Дэниса и исполнили его гордостью за свою жену. Марш, несомненно, и сам заметил эту перемену, потому что в следующий момент в его голосе зазвучали более доверительные нотки.
— Я должен написать ее, Дэнни! Я должен написать эти волосы, и ты не пожалеешь, если согласишься на это. В них есть нечто большее, чем просто преходящая красота…
Он умолк, и я задался вопросом, что обо всем этом думал Дэнис. Одновременно я пытался разобраться и в своих ощущениях. Действительно ли Марш испытывал лишь возвышенный интерес художника, или просто был ослеплен физической страстью, как это в свое время произошло с Дэнисом? Когда они учились в школе, я считал, что он завидует моему мальчику, и теперь у меня было смутное ощущение, что у него наступил рецидив этой детской болезни. С другой стороны, та часть его речи, в которой он касался творческих стимулов, звучала удивительно искренне. Чем дольше я размышлял, тем больше склонялся к тому, чтобы принять его порыв за чистую монету. Дэнис, по-видимому, пришел к тому же самому. Я не сумел разобрать его тихого и невнятного ответа, но, судя по реакции Марша, он согласился.
До меня донесся звук дружеского похлопывания по спине, а затем Марш произнес благодарственную речь, каждое слово из которой мне суждено было запомнить навсегда.
— Просто здорово, Дэнни! Как я уже говорил, тебе никогда не придется жалеть об этом. В определенном смысле, я делаю это для тебя. Ты станешь другим человеком, когда увидишь ее моими глазами. Я верну тебе твою извечную сущность, я сорву с твоих глаз пелену сна и дарую тебе спасение, но сейчас ты, к сожалению, не сможешь понять, что я имею в виду. Заклинаю тебя, помни о нашей старой дружбе и не думай, что я переменился!
В полном недоумении поднявшись с кушетки, я увидел, как они, попыхивая толстыми сигарами, рука об руку пошли через лужайку. Что хотел сказать Марш этим своим странным и почти зловещим заверением? Чем меньше опасений оставалось у меня по одному поводу, тем больше их накапливалось по другому. С какой бы стороны я ни смотрел на это дело, оно казалось мне очень скверным.