Локи все-таки будет судить асгардский суд?

Локи оторопело смотрел на бочку меда, с трудом осознавая, что она, на самом деле, является магом, который успел пересесть на край его кровати и склониться над его безвольным телом.

— Выглядишь ужасающе, ребенок, — маг резко, будто специально причиняя боль, схватил Локи за запястье, высчитывая пульс. Сопротивляться у царевича не было ни сил, ни желания. Проведя в постели много дней, он чувствовал себя так, будто всю жизнь нежился в тепле, не вставая.

— Ты, безусловно, здоров, но духи Хельхейма выглядят краше тебя, — подытожил Хагалар, мягко проводя рукой по волосам бога.

Локи заметил это движение только тогда, когда маг отнял руку. Запоздалая реакция отдалась слабым, почти неощутимым страхом в сердце, который уже не мог изгнать апатию и безразличие ко всему.

— Мне все это не нравится, — продолжил тем временем Хагалар, с силой проведя по волосам Локи: его руку охватило не обычное легкое белое сияние, а режущая глаз вспышка. — Меня предупреждали, конечно, что ты сутками спишь, ребенок, но я думал, это преувеличение. Что ты принимаешь для этого? Опиум, кокаин, морфий или какую-нибудь другую гадость?

— Ничего, — собственный голос казался чужим и далеким, совсем глухим в тягучем вязком воздухе.

— То есть, ты хочешь сказать, что твой сон не вызван лекарствами, а это естественная реакция организма, так? — в голосе мага слышались злоба и беспокойство.

Локи кивнул, не слишком хорошо осознавая смысл произнесенных только что слов. Какая, по большому счету, разница, что его так измучило? Хотя, понятно, что: бездна, читаури, прыжки по десяткам миров — все это не могло пройти бесследно для его и без того слабого здоровья, не говоря уже о душевном равновесии. Он был истощен и физически, и морально, а сон, как известно, лучший лекарь. Если бы Локи мог впасть в подобие сна Одина, то восстановился бы гораздо быстрее, но его магия не шла ни в какое сравнение с магией Всеотца.

— Жестокости великого Одина меня порой просто поражают, — послышался издалека, будто из какого-то другого пространства, голос несносного мага. — Не смей спать!

Локи почувствовал, как его встряхивают. Приоткрыв глаза, он с трудом сфокусировал взгляд на своем собеседнике. Тот, как оказалось, уже практически держал его на руках. Закрывая глаза и отдаваясь полудреме, Локи представлял себе, что рядом с ним мать, что он ребенок или даже младенец, проводящий большую часть времени на руках родителей. Сознание опять начало куда-то уползать, а ощущения притупляться…

Хагалар пытался растормошить засыпающее на его руках тело, но понимал всю бесполезность своих действий. Он мог бы в одно мгновение болью или водой пробудить царевича от этого странного сна, но в этом не было никакого смысла. Измученному допросами и пытками телу явно необходим был отдых, и, к тому же, такой крепкий сон — прекрасная возможность изучить царевича чуть глубже.

Устроив голову Локи у себя по коленях, Хагалар дотронулся до висков бога и погрузился в его истинную суть, в его магию. Просматривая её потоки, смешанные с кровью и лимфой, маг мог только поражаться жуткой истощенности и усталости, завладевшей буквально всем естеством его подопечного. Мышцы были мягкими и дряблыми. Тело пребывало в блаженном расслаблении, больше похожем на медленное разложение. Хагалар не понаслышке знал, как невыносимо тяжело вставать на ноги после долгой болезни, приковывающей к постели. Но это необходимый шаг на пути к нормальной жизни. Ему доводилось просматривать внутреннюю сущность тех, кто вынужден был неделями и даже месяцами оставаться в лежачем состоянии, и выглядели их тела немногим хуже, чем тело этого натренированного воина, потратившего десять столетий на то, чтобы стать одним из сильнейших существ девяти миров. И было одно существенное отличие: обычно пациенты стремились встать, их сознание жаждало действий, жаждало получить долгожданное разрешение целителя. А в случае с Локи имело место совершенно иное. Разум и сознание царевича словно оплела паутина, причем магического свойства. Это совсем не понравилось старому магу.

Он углубился в паутину, стараясь определить, создана ли она сознанием Локи, пытающимся защититься от жестокого мира допроса и пыток, или же это дело рук кого-то извне. Хагалар, сдерживая отвращение, дотрагивался до паутины с разных сторон: вязкая, липкая, но не агрессивная. Она проецировала не кошмары, а самые сладостные мечты, надежды и воспоминания. Быть может, это дело рук Одина? Но зачем ему погружать нелюбимого сына в вечный блаженный сон? Не сходится…

— Маннар, — прошептал Хагалар, догадавшись. — Опять ты упустил свои сны!