Локи все-таки будет судить асгардский суд?

Локи казалось, что стоит ему только протянуть руку, и отец действительно примет его в семью. Стоит ему сказать пару слов о войне, раскаяться, и все будут делать вид, что ничего не произошло. Но ведь такого не может быть! Его деяния масштабны, его жертвы бесконечны. Сколько еще он должен убить и разрушить, чтобы Один воспринял его… Ну хотя бы как реальную угрозу? Локи глухо стукнул кулаком о стену. Он не мог придумать, что ему теперь делать: завоевывать новые миры; пойти войной на Асгард; навсегда остаться за спиной Тора? У него кончились идеи. Но одно он знал точно: все тайны умрут с ним, и никакие мягкие или жесткие формы допроса его не сломят.  — Ты хорошо себя чувствуешь? Локи вздрогнул от неожиданности: он и не заметил, как отец нарушил его одиночество. Неужто наблюдал за разговором с Тором? Неужто опустился до подслушивания? Локи досадливо поморщился. Если в искренность матери он почти поверил, то с Тором все иначе. Разумеется, Всеотец использует его втемную. Локи слишком хорошо знал своего брата и не мог заподозрить, чтобы тот притворялся и лукавил. О нет, Тор честен и откровенен, он ничего не выпытывает для Всеотца. Но стоит тому спросить, и Тор расскажет все!  — Все хорошо, — улыбнулся Локи самой искренней из всех возможных улыбок. — Я ждал этого дня слишком долго, и он… оглушил меня своей торжественностью. Отец ничего не ответил, но и не ушел, будто ожидал продолжения. Поверженный бог глубоко вздохнул. Сейчас или никогда. Надо вырваться из этой паутины лжи!  — Отец, — начал Локи медленно и, как ему казалось, почтительно, — я должен помочь с восстановлением каскета. — Это был не вопрос, а утверждение. — Поселенцы поведали мне об этом. Один лишь кивнул.  — Если я должен буду ездить в поселение каждый день, — продолжил царевич, осмелев, — позволь мне там жить. Царь богов и людей удивился и, как показалось молодому магу, рассердился.  — Твоя жизнь в твоих руках, — глухо произнес он.  — Это разрешение, отец? — Локи посмотрел Одину прямо в лицо. Ему противно было произносить это злосчастное слово «отец», но ради временной свободы он готов был и на большие жертвы для самолюбия. Если он сейчас не убедит Одина в том, что его отъезд — не бегство от семьи, то придется жить во дворце под постоянным наблюдением.

Царь Асгарда видел, как напряжено лицо воскресшего. Он не предполагал, что сын откажется возвращаться в семью, опять сбежит от ответственности, только на этот раз его действиями будет руководить тот, кому Всеотец когда-то доверял как себе. Не нужно было умение читать мысли, чтобы понять: Локи следует чужой воле. Сам он не посмел бы разорвать семейные узы и вторично отречься от родных. В этот раз им руководят весьма искусно, и Локи не понимает, к чему приведет его желание. Когда только Хагалар успел склонить его на свою сторону? Царь богов был уверен, что приемный сын не подпустит к себе никого малознакомого. Но похоже, Хагалар преуспел в ораторском искусстве. Что он обещал Локи? Не власть же над миром, не любовь девы неземной красоты, не богатства девяти миров. Была только одна вещь, которую он мог предложить: магия. И если Хагалар обещал магическое могущество, то, быть может, это стало достаточной наживкой для побежденного человеческой армией.

 — Если таково твое желание, я неволить тебя не стану, — ответил Один спустя долгую минуту. — Ты можешь жить, где тебе заблагорассудится. Но ты должен знать, что в Гладсхейме тебе всегда рады.  — Могу я покинуть дворец уже сейчас? — Локи чуть склонил голову, боясь, что ликование отразится на лице: он даже не думал, что все будет так просто! — Я не в восторге от столь шумного празднества.

Всеотец задумчиво кивнул. Царевич развернулся на каблуках и быстро покинул помещение. Один проводил его долгим взглядом.