Локи все-таки будет судить асгардский суд?

Один в мыслях усмехнулся над возможным исходом этой встречи и приблизился к богу, медленно теряющему самообладание. Если то, что он видит, правда, то заставить Локи во всем сознаться будет не так и сложно. Надо только вспомнить, что раньше действовало на него безотказно. Вспомнить, какими словами и действиями он мог принудить Локи признать все, что угодно. И хотя мало было веры в то, что тактика, срабатывавшая на полностью зависимом, панически боящимся его ребенке, сработает на взрослом, прошедшем бездну, все же не стоило отбрасывать метод, не попробовав его.

— Тебе не кажется, что твои забавы зашли слишком далеко, Локи? Ради блага Асгарда ты обманул великанов, подставив их под удар Разрушителя. Если Лафей знал о том, что его обманул сын Одина, это мог быть достаточный повод для войны.

— Отец!.. — выпалил Локи и замолчал, не закончив фразы, резко опустив голову, словно признавая свое поражение. Он больше не пытался оправдываться, не в силах придумать больше ни одного даже самого смехотворного довода, он лишь хотел не слушать дальнейших слов, готовый согласиться на все; Один хорошо знал это исступленное состояние, но видеть его доводилось лишь несколько раз — обычно младший держался до последнего, пытаясь оправдать себя хоть как-нибудь.

— Ради блага Асгарда ты подговорил брата идти в Ётунхейм, итогом чего стало объявление войны. Ради моего одобрения ты раздул тлеющие угли войны, убил Лафея, пожертвовал Разрушителем, чтобы не дать Тору вернуться и образумить тебя.

— Ты подставил под удар свою мать, — каждое новое обвинение пугало Локи еще больше, Один видел это, но не собирался останавливаться на достигнутом, продолжая произносить истины, столь ясные для него и сокрытые от взора сына. Понять, какую из них Локи действительно считает своим проступком, возможным не представлялось, но Всеотца не покидала уверенность, что, осмыслив все сказанное, тот сможет говорить с ним свободно, без лжи и притворства, уповая лишь на логические заключения, когда как сейчас он был просто смятен собственными эмоциями, возникшими из-за открывшейся для него правды.

— Ты отрекся от брата, чуть не разрушил один из девяти миров, что могло бы стать причиной вселенской катастрофы. А испугавшись ответственности за содеянное, ты предпочел умереть. Но твоему желанию не суждено было сбыться. Ты сбежал от моего возмездия, но что ты получил взамен? Вместо смерти и упокоения, ты оказался в изгнании, покинутый всеми. За собой ты оставил слезы матери и своих родных, а перед тобой была только пустота…

— Довольно! — вдруг крикнул Локи, не выдержав гневных речей. Один видел, что его обличительная речь сломила гордыню сына, и он был готов сейчас сознаться во всем, что столь тщательно скрывал; но какие бы сильные чувства не владели царевичем, в спасительную для него истерику он не скатывался. Хоть какое-то отличие от далекого прошлого.

— Довольно! — приблизившись и в то же время приподнимая подбородок, чтобы избавиться от соленой влаги, готовой сорваться с ресниц, Локи клещом вцепился в руку отца, то ли ища защиты от слов, столь правдивых, что резали не хуже клинка, то ли желая, чтобы тот замолчал. Прикосновение было знакомым: ледяные ладони, полные дрожи, и то, сколько отчаянья было в этом жесте — Один был рад ощутить это касание, столь знакомое, уничтожавшее все сомнения по поводу того, кто стоит перед ним. Когда-то Локи вкладывал в него все те чувства, которые не мог выразить словами, искал защиты и сострадания. Бездна не изменила его, во всяком случае, в этом.

— Хватит… — уже тише, почти шепотом произнес Локи, глядя расширившимися зрачками в лицо своего палача. Похоже, он, наконец, понял, что все, только что сказанное, — правда, и любое оправдание будет звучать глупо и неуместно. — Я всего лишь хотел быть равным Тору! Я хотел твоего признания. Я и не думал… — царевич не закончил фразу, задохнувшись словами. Улыбка, желавшая тронуть губы Одина, так и осталась лишь в мыслях — такая реакция еще больше испугала бы и так глубоко потрясенного Локи. Царь Асгарда был доволен разговором, доволен тем, что все оказалось намного проще — за напускной холодностью и злостью царевич оставался все тем же молодым юношей, боящимся гнева отца, сравнимого с божественным гневом для него. И все тайны, связанные с артефактами древности и неизведанной бездной, не были сокрыты столь глубоко, что для их раскрытия потребовались бы слишком жестокие меры, которые пришлось бы применить, если бы молчание Локи навлекло беды на Асгард.

— Я знаю, чего ты хотел.

Своего Один уже добился, так что стоило хоть немного стабилизировать сломленного мятежника. Он нарочито мягко высвободил свою руку из цепкой хватки будто закостеневших пальцев.

— Я лишь поведал тебе, к чему привели твои действия.

— Так не должно было быть… — с трудом прошептал Локи.