Локи все-таки будет судить асгардский суд?

Локи молча кивнул и встал. Он не побледнел, не пошатнулся, но в глазах на мгновение отразилась решимость. Он словно на бой шел, хотя, кто знает, быть может, это и будет самый настоящий бой?

Один направился в Валаскьяльв — свою собственную башню. Он спиной ощущал прожигающие взгляды жены, старшего сына, воронов. Он знал: птицы давно покинули крышу и летают где-то здесь, в трапезной. Быть может, порхают под потолком, а, может, забились в какой-нибудь угол и наблюдают оттуда. Все близкие остались позади, все смотрели на него. Все ждали его действий, его решений, все толкали его в нужную сторону, но сами не предпринимали ничего, только смотрели. Так было. Так есть. И так будет всегда. На то он и Один Всеотец: он вершит судьбы девяти миров и каждого их обитателя. Но насколько же легче вертеть судьбами тех, кто тебе безразличен, и насколько сложнее управлять теми, кто по-настоящему дорог. Точнее нет, не дорог, скорее ценен. Насколько сложнее вершить судьбы тех, кого некем заменить. Сломать Локи легко, обезглавить его не составит никакого труда, отпустить на все четыре стороны — тем более. Но не для того на него потратили более тысячи зим, не для того обучали всему тому, что положено знать будущему царю… Сыновья Одина должны были стать воплощением его воли, его мечтаний, его желаний. Он готовил их к этому, и потерять создание, которое он пестовал тысячу зим, было бы неразумно. Тем более что оно и само жаждало вернуться домой и заслужить прощение. Один прекрасно это понимал и знал, что в любой момент может дать робкую надежду, что примет блудного сына. Вопрос только в условиях. Но до этого еще далеко. Сперва стоит узнать правду, а потом уже прощать и возвращать в семью по-настоящему.

Один остановился у золотых дверей, ведущих в серебряные покои, и мановением руки отозвал почетный караул. Чем разговор закончится — предположить было невозможно, но никому не нужны невероятные, лживые слухи, порочащие царскую семью. Один собственноручно отворил дверь и вошел в комнату, освещенную десятком факелов.

Локи последовал за ним, инстинктивно приглушая шаги, будто опасаясь, что кто-то посторонний может их услышать, его совсем не интересовало богатое убранство или раскинувшаяся панорама города, почти невидимая из-за ночной мглы. Отец привел его сюда не для того, чтобы показать чарующую красоту ночного Асгарда — его интересовала информация. Информация, которую надо было сохранить при себе любой ценой…

Царевич встал напротив окна, выходящего на балкон, спиной к отцу. Молчание начинало затягиваться и напоминало первые уроки, во время которых каждый из участников знал, зачем пришел и что теперь будет, но никто не смел начать первым. Ожидание допроса выматывало, воскрешало страх, старательно скрываемый за спокойствием и безразличием. Хотелось выбросить из головы все мысли, но вместо этого Локи перебирал возможные вопросы, которые отец мог задать, судорожно соображая, что отвечать на то или иное обвинение. Пальцы сами собой сжались в кулак: это был старый, проверенный способ собраться, не позволить себе запаниковать раньше времени и выдать все тайны, сломившись под гнетом отца. За два месяца, проведенных в томительном ожидании очередного допроса, скрашиваемых одной только естественной наукой, царевич не смог подобрать достойной лжи, но зато зародил в себе уверенность, что будет молчать столько, сколько это будет возможно, даже если отец решит перейти от слов к другим, более действенным, с его точки зрения, методам убеждения.

— Локи, поведай мне о произошедшем с тобой в бездне, — Один приступил к допросу сразу же, даже не пытаясь скрыть свои намерения за парой вежливых, ничего не значащих фраз, которыми он не смог бы обмануть ни себя, ни приемного сына, замершего у окна, словно в ожидании града ударов. — Чье могущество разрушило Каскет?

Слова потонули в молчании. Локи не шевельнулся, но и не проронил ни слова в ответ. Один тихо вздохнул: все в поведении младшего говорило о внутренней борьбе. Опасения начинали оправдываться: воскресший из мертвых молчал, стоял напряженный, словно натянутая тетива, скованный страхом. Странно было видеть такое сейчас: Локи прошел через какие-то немыслимые испытания, которые сломали его, изменили и внешне, и внутренне, поселили в его сердце злость и всепоглощающую ненависть, сделали из него настоящего воина и полководца, не знающего жалости. И этот полководец стоит сейчас перед своим царем, боясь посмотреть в глаза?

— Ты молчишь. Почему? — в этот раз Один не собирался давать время на размышления, как и отступать, позволяя отмалчиваться. Если уж он решился на допрос, его надо довести до конца, и чем быстрее, тем лучше.