Локдаун

Макнилу казалось удивительным, что люди решают устроить вечеринку, несмотря на риск заразиться на этих несущих смерть улицах, где царит полное беззаконие и приходится бороться за жизнь после комендантского часа. Не говоря уже о том, что все это нелегально. Но потом он подумал, что безрассудное поколение молодежи с кучей энергии и лишних денег просто не захочет сидеть дома и смотреть телик с мамочкой и папочкой. Скорее всего, их даже заводит жить вот так, на грани. Круче наркотиков. Он мог бы поспорить, что завсегдатаи клуба «Черный лед», находящиеся по другую сторону стальной двери, это какие-нибудь богатенькие мажоры из Челси или Южного Кенсингтона. Детишки привилегированного класса, с полными карманами денег, выданных богатым папашей. В такие места вряд ли регулярно заглядывает работник крематория из трущоб южного Ламбета.

Он постучал в стальную дверь и отошел, ожидая. Ничего не произошло. Он снова постучал, и на сей раз открылась металлическая дверца на смотровом окошке. В темноту двора выплеснулись свет и музыка, а на Макнила подозрительно уставилась физиономия вышибалы.

– Чего тебе надо?

– Выпить.

– Я тебя не знаю.

– Я друг Ронни. Ронни Казински. Он сказал, что здесь можно в любое время утолить жажду. А у меня трубы горят.

– Как ты сюда добрался во время комендантского часа?

– А как добираются другие?

– В основном приходят до комендантского часа, а уходят после.

Макнил передернул плечами.

– Наверное, мне просто повезло.

Вышибала несколько долгих секунд разглядывал его, а потом закрыл окошко. Макнил уже было подумал, что дверь ему не откроют, но потом услышал скрежет отодвигаемых металлических задвижек, и дверь распахнулась. Вышибала был крупным человеком, но с Макнилом не сравнить. Гладко выбритая голова и кожаная жилетка на голое тело. Над мешковатыми джинсами нависал пивной живот. Нижнюю половину его лица скрывала замызганная белая маска. Он опасливо покосился на Макнила, а потом мотнул головой, приглашая внутрь.

– Будь здоров, дружище, – сказал Макнил. – Где бар?

– Внизу.

II

Пока Макнил спускался по лестнице, музыка стала оглушительной до физической боли. Отупляющий мозг уровень децибелов. В черные стены были вмонтированы цветные лампочки. Когда Макнил добрался до танцпола, на нем единой извивающейся волной двигались сотни две человек, потных и забывшихся в первобытном трансе, раскачивались под звуки, возникшие скорее под влиянием далеких племенных корней, чем утонченного современного общества. Все были в белых хирургических масках, как в униформе. В падающем с потолка ультрафиолетовом свете маски странно светились в темноте, и танцующие напоминали люминесцентное море парящих чаек.

На дальней стороне зала была небольшая сцена, где две полуголые девицы в белых остроносых капюшонах с прорезями для глаз покачивали бедрами и вращались медленными гипнотическими кругами. Бар протянулся по всей длине правой стены. Два молодых бармена в армейских респираторах обслуживали выстроившихся в очередь клиентов. Те опускали маски, чтобы выпить, а потом натягивали их обратно. Пустые стаканы бросали в круглые корзины, которые затем окунались в огромные посудомойки и дезинфицировались. Из-за бара в воздух, уже и так густой от жары и пота, поднимались клубы пара. Идеальный инкубатор для инфекции.

Макнил протолкнулся через желающих выпить к бару. Все, кто решился возразить, получили локтем по морде. Возмущенные голоса утонули в музыке. Бармен, крашеный блондин с чернеющими корнями волос, настороженно покосился на Макнила. Макнил был старше его обычных клиентов, выглядел консервативнее и не снял пальто, несмотря на жару. А кроме того, его лицо было в синяках, а одна щека порезана стеклом со двора того дома на юге Ламбета.

– Виски, – рявкнул Макнил. – Односолодовый. «Гленливет», если есть. И чуть-чуть воды.

Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как он пил в последний раз, и теперь прямо-таки изнывал от предвкушения. Но только одна порция. Он знал, что иначе его решимость ослабнет, и он скатится по наклонной, топя горе в выпивке.

Перед ним на стойку грохнули бокал с янтарной жидкостью на дне и маленький графинчик с водой. Он протянул пятерку и не получил сдачи. Макнил наполовину разбавил виски водой и глотнул. А потом повернулся к бармену.

– Это не «Гленливет»!

– Вы сказали, если он есть. А его нет.

И никаких извинений.

Макнил сделал еще один глоток. Просто какой-то неизвестный виски. Вкус его разочаровал, но он насладился приятным теплом, обжегшим пищевод до самого желудка. А потом опрокинул бокал, мгновенно опустошив его. Макнил вспомнил все те случаи, когда решал выпить еще одну порцию, лишь бы отложить возвращение домой. Обратно к Марте. И вспомнил все те вечера, когда Шон уже спал к его приходу. Все потерянные мгновения. Потерянные часы. А потом повернулся к бармену и попросил еще одну.

Когда бокал оказался на стойке, Макнил схватил бармена за руку и наклонился над стойкой.

– Ронни сегодня здесь? Ронни Казински?