донью прозрачной воды. Иссохшие уста едва дотянулись до ладони, как пальцы у Ыхласа задрожали — вода пролилась. Затем он услышал плеск большой волны и шелест весеннего дождя. Машинально втянул в себя влажный чистый воздух. Стало чуть легче!
В следующий миг в груди возникли нестерпимые боли. Ыхлас опять потерял сознание. Когда очнулся во второй раз, услышал, как чьи-то тихие голоса говорили совсем близко:
— Вах! Такой короткой оказалась жизнь у моего бедного мальчика! Что поделаешь? Какая сила способна одолеть смерть?..
Ыхлас с испугом признал голос своей матери.
— Верно ты сказала, Хурма. От смерти никому нет спасения, — подтвердил незнакомый голос собеседника матери.
Ыхлас ничего не понимал.
Будто сильный электроток пронизал его оцепеневшее тело.
Ыхлас корчился, раскрывал рот, и не мог вымолвить хотя бы одно слово, чтобы успокоить мать. «Уму непостижимо!».. — кричал он беззвучно. — Я жив, а меня оплакивает матушка. Как это возможно?». Снова хотел он сказать ей слова утешения — и ничего не получилось.
Внезапно стал моросить холодный дождь. Издалека летел тоскующий крик журавля: «Кырруз! Кырруз!..» Еще через минуту Ыхласу показалось, что в кабину кто-то вошел, ибо прозвучал сигнал робота. «Ты, Сергей?..» — мысленно окликнул он. Губы и язык не послушались его.
Все эти мучения оказались благом: Ыхлас неожиданно пришел в сознание. И ему вспомнилось все. Кадрами скоростной съемки промчались последние секунды на орбите... Космолет врезался в туман, который мерцал удивительными красками. Казалось, что с планеты его освещают юпитерами с цветными стеклами. Что-то гулко трахнулось о корпус космолета. Ыхлас открыл, наконец глаза. По-прежнему находился он в «Пулково». Перед ним возвышался рефрактор. Потом Ыхлас понял, что космолет не движется. Не было знакомой вибрации — вечного спутника космонавтов при работающем двигателе. «Гм, и приборы не действуют?!» — подумал Ыхлас, обводя взглядом стены зала. — Неужели попали в аварию?..». От этого предположения у него болезненно заныло сердце. В памяти словно открылся темный занавес, он вспомнил последние минуты спуска на планетку. «Это даже не авария, а катастрофа!». И тут же увидел вещественные доказательства: повязки на собственных предплечьях, на руках. Была забинтована и голова: он видел это в отражении на зеркальной тумбе рефрактора. «О, дьявол!.. Значит, я получил травмы! А где Сергей? Его нет. Значит, он не пострадал. Иначе, кто бы сделал мне перевязки? Молодчина, командир! Но куда он ушел? Может, и в такой момент шутит? Да, да! Он увидел, что я прихожу в чувство — и спрятался».
— Эй, Сергей, где ты? Отзовись же, чертяка.
Из груди штурмана вышел только слабенький стон. Зато тело как бы «отпустило».
Ыхлас ожил, с трудом встал на ноги, хотя это движение стоило ему огромных усилий. Медленно-медленно одолел он несколько ступенек наблюдательной площадки, спустился в зал «Пулково».
В ближнем углу валялся бортовой журнал с раскрытыми страницами. Рядом с ним — авторучка и фломастеры.
Ыхлас опустился на колени и пополз в угол, подобрал находку. Еще какой-то фотоснимок лежал в двух шагах справа. На снимке Ыхлас узнал двух молодых парней, сидевших в обнимку, и у него дрогнуло сердце. Потому что на фотоснимке красовались фигуры пропавших без вести Федора и Тахира!
«Как попала к нам их фотография?.. Ребята никогда не были в нашем космолете. Ибо улетели раньше, чем мы», — шептал Ыхлас, глядя на улыбающиеся лица друзей.
Так и не поняв загадки, он стал осматривать обсерваторию. Из иллюминаторов правого борта — их было два — лился разный по цвету луч: из одного — белый, из другого — алый, почти багровый. В зале поэтому царил пугающий сумрак.
Ыхлас попытался снять повязки. Боли почти не было, во всем теле ощущалась легкость. Штурману хотелось двигаться, и желание все усиливалось. «Гм, что бы это значило?» Тут он вспомнил, что минутой раньше, еще в полусознательном состоянии, принял таблетку-стимулятор. Препарат использовался в кризисных случаях и требовал непрерывных движений.
— Э, Сергей? Хватит претворятся! Где ты, выходи!
Голос Ыхласа прозвучал громко — и многократно отдался эхом от стен зала. Никто не отозвался на оклик.
Наконец Ыхлас добрался до иллюминатора, и все стало понятно: космолет обстреляли какие-то существа, владеющие мощным оружием. Вследствие этого поврежденный отсек «Пулково» автоматически отделился от корабля и рухнул на плакетку.
Вдруг табло на двери в рубку замигало красными буквами. «О!.. Значит, после катастрофы в зал обсерватории никто не входил, — радостно подумал Ыхлас. — Тогда кто усердно помогает мне?! Вероятно, инопланетянин, «космит», как их называют...»