Логово проклятых

– Так вторая сотня у нас особая, отборная. Мы отправляем в нее только таких добрых хлопцев, как ты, – заявил Семен, полез за пазуху, достал оттуда парабеллум и заявил: – Это тебе от меня подарок. На добрую и долгую память. Вот и все, дальше ты уже сам. Я здесь останусь, а ты иди балочкой вон к тем деревьям.

– А там меня что, ждут?

– Конечно, командир предупредил. Тебя ждут там. Во второй сотне много таких добрых хлопцев, как ты.

Карп взял пистолет из рук Байбакова, покрутил его в руках и улыбнулся. Он сунул парабеллум за ремень, махнул рукой своему сопровождающему и поспешил в указанном направлении.

Семен медленно снял автомат со спины, поднял ствол, навел его между лопаток оуновца.

– Только вот есть тут одна неприятность. Состоит она в том, что нет у нас никакой второй сотни. Как и первой. Жаль, добрая память недолгой оказалась, – тихо проговорил он себе под нос.

Карп хотел обернуться, но не успел. Тишину леса прорезала автоматная очередь. В спину ему тут же ударили пули, обожгли и разорвали плоть. Оуновец вскрикнул, схватился за рукоятку пистолета, только что подаренного ему, и повалился в прошлогоднюю листву, заливая ее кровью.

Байбаков наклонился, взял горсть земли с прелыми листьями и провел себе по голове и левой части лица. Когда со стороны лагеря прибежали люди, в том числе и Борович, Семен неуклюже поднимался с земли. Он потрогал испачканную голову и направился к убитому оуновцу.

– Что здесь случилось? – строго осведомился Михаил.

– Красным оказался, – буркнул Байбаков. – Засланным. Меня вербовать начал. Когда я отказался и хотел его за химок взять, этот скот огрел меня по голове и бросился бежать. Вот я его и срезал.

– Смотрите, у него пистолет откуда-то! – сказал один из людей, подошедших к телу. – Кто их обыскивал?

– А те, которые в лагере? – крикнул другой. – Тех обыскали? Может, там тоже есть засланные?

Борович вытащил из руки убитого оуновца парабеллум и сунул в карман. Бойцы взяли тело за ноги и потащили к лагерю.

Байбаков ковылял последним.

Борович задержался, дождался его и тихо спросил:

– Как ты?

– Да нормально. Спектакль это. У меня мама артисткой была.

– Ну и ладно. Спасибо, Сеня, хорошо сыграл.

Совещание с тремя командирами групп подходило к концу. Боровичу снова пришлось проявить максимум своего красноречия и размахивать директивами центра. Бойцы рвались жечь и убивать. Этим головорезам было скучно сидеть в лесу без баб, выпивки и крови.

– Сейчас лето, а к осени нам нужно собрать на каждой базе еще сотни бойцов, – строго проговорил Борович. – Для того чтобы грамотно воевать, нужно иметь надежный тыл, собрать и где-то хранить запасы оружия, боеприпасов. Люди должны иметь жилье, обогреваться зимой. Черт побери, даже раненых нам нужно где-то выхаживать. Поэтому в плане боевой и специальной подготовки каждая группа получит окно. В это время она будет заниматься устройством новых землянок. Начинаем с завтрашнего дня. Ответственным назначаю Ольшенюка. В ближайшее время мне придется много ездить по другим группам, налаживать их работу.

Дверь в землянку с тихим скрипом открылась. Внутрь просунулся третий охранник Боровича, белобрысый и невероятно веснушчатый Аркаша Волынов.

– Ворон, я извиняюсь, там радист просится к вам. Что-то срочное у него.

– Хорошо, сейчас. Так, все свободны. Ольшенюк, займись инструментом, поставь хлопцев, пусть проверят насадку топоров, черенки новые сделают для лопат.

Когда командиры разбрелись по своим землянкам, к Боровичу вошел Володя Кручилин со своей неизменной улыбочкой.

– Что у тебя?

– Радиограммы, Михаил Арсеньевич, – доложил Кручилин, подошел к столу и положил на него два листа бумаги – бланки дешифровки.

– Что там? – Борович взял листы и стал читать. – Так, отлично, еще две бесхозные группы откликнулись. Что ж, надо собирать их в кучу. Теперь у нас набралось уже одиннадцать групп. Всего, если верить последним данным, около восьмисот человек.

– Целый батальон!

– Да, батальон головорезов. Часть из них я сам готовил в Кракове, да и другие не хуже. Если мы эту свору перебьем, то очистим сразу почти три района. Значит, надо ехать, ставить им задачу, передавать инструкции центра, налаживать дисциплину. Знал бы ты, Володя, сколько там моральных уродов и психически ненормальных персон. Доктора любой клиники от удовольствия руки потирали бы, заполучив таких дивных пациентов. А я с ними должен как с родными разговаривать.

– Да и у нас народ нисколько не лучше, Михаил Арсеньевич, – заявил Кручилин.

– М-да. – Борович посмотрел на радиста. – Мы уезжаем, остаешься здесь один. Помнишь, что обещал мне? Быть как мышь!

– Есть быть как мышь, Михаил Арсеньевич! – сказал радист, улыбнулся и вскинул руку к мягкой полевой армейской фуражке.

Одиннадцать командиров боевых групп собрались на поляне в Лысочевском лесу. Люки схронов были открыты, по краю поляны сидели и курили бойцы. Они наслаждались теплым солнцем, свежим воздухом и с интересом поглядывали на человека, прибывшего из главного штаба ОУН.