Логово проклятых

Он был тут хозяином, это очевидно. Но что-то беспокоило Боровича при всем, казалось бы, спокойствии обстановки. Эти глаза были ему знакомы.

– А вы почти не изменились, поручик, – заявил немец, благодушно усмехнулся и подошел к столику, на котором красовался стеклянный графин в оплетке из серебряной проволоки.

Борович смотрел на руки немца, на то, как тот снял крышку графина и наполнил светлым вином два хрустальных бокала. Левый мизинец у него не сгибался. Боковую сторону кисти до второй фаланги этого пальца пересекал неровный белый шрам.

Борович сразу все вспомнил.

Утренний ветерок трепал грязный белый флаг с красным крестом. Тела солдат в нижнем белье лежали в самых разных позах. Мертвецы скрюченными пальцами вцепились в нательные рубахи на груди. Почти у каждого они были в рвотных массах, у некоторых с кровью. Две сестры милосердия застыли рядом с ними. Они все еще пытались прижимать ко ртам солдат мокрые марлевые тампоны.

20 июля 1916 года поручик Борович с маршевой ротой выгрузился на станции Залесье под Сморгонью. Он сразу же двинул свое подразделение на позиции, где происходила плановая ротация войск.

Как показали очевидцы, оставшиеся в живых, в первом часу ночи немцы обстреляли Сморгонь химическими снарядами, а затем выпустили удушливый газ. Первое ядовитое облако накрыло оборонительные позиции Тифлисского и Мингрельского полков. Меньше чем через час оно миновало окопы, в которых корчились люди, и достигло Сморгони и деревни Ветхово, где располагались госпиталь и тыловые службы. До шести утра 20 июля немцы семь раз пускали газ в сторону русских позиций. Листва и хвоя на деревьях в районе передовой побурела, как осенью.

В тот день на позициях погибло около трехсот солдат и офицеров. В тыл было вывезено более трех тысяч человек, в той или иной степени пораженных газами. Сколько из них потом умерло, Борович не знал.

Но жертв было бы намного больше, если бы русское командование не предусматривало возможность газовой атаки. Из окопов боевого охранения, выдвинутых перед позициями пехоты на десятки и сотни метров вперед, были протянуты сигнальные шнуры для извещения о химической опасности. Наблюдение велось постоянно. У солдат и офицеров имелись индивидуальные средства защиты. На позициях стояли емкости с водой для смачивания масок, были заготовлены хворост для костров, соломенные жгуты, лучины, пакля, смола, углекислая сода и едкая известь, которые при взаимодействии с отравляющими веществами должны были снизить их поражающее действие.

Через несколько дней Борович сформировал из самых опытных солдат ударный взвод, который в составе батальона 16-го гренадерского полка участвовал в вылазке на тылы противника. Пехотинцы под прикрытием отвлекающего артиллерийского огня обошли немецкие позиции в районе селения Чухнов и атаковали тыловые склады. По сведениям разведки, там находилось оборудование для распыления газов, хранились артиллерийские снаряды с химическими зарядами.

Бой был короткий, но страшный, беспощадный. Русские подразделения тремя колоннами обрушились на немцев и мигом смяли немногочисленные караулы. Запылали сараи. Пулеметные очереди перемежались взрывами гранат. Ружейная стрельба то усиливалась, то затихала. Не было криков «ура». Только топот сотен пар ног в ночи, остервенелый мат и хриплые выдохи, с которыми солдаты вгоняли штыки в ненавистные серые мундиры. Винтовки хлестко били вдоль улиц.

Оставаться в районе разрушенных и уничтоженных складов было нельзя. Взрывались в огне немногочисленные баллоны с газом, не использованные немцами в предыдущей атаке. Удушливое облако медленно накрывало все вокруг. Бойня продолжалась уже целый час. Немцы вот-вот могли перебросить в район прорыва резервный кавалерийский полк и дивизион броневиков из района Лудовичей. Солдаты поджигали все, что могло гореть, яростно проклинали немчуру.

Борович прекрасно понимал их. Он и сам был зол как сатана. С его точки зрения газовая атака была подлостью и трусостью. Враг оказался не готов выйти на честный бой, боялся схлестнуться в штыки в чистом поле.

Михаил не раз за эти годы сам ходил врукопашную. Он хорошо знал, что такое русский солдат в штыковом бою. Немцы тоже это знали, не раз испытали на собственной шкуре!

Сейчас, когда на его глазах младший унтер-офицер Чигинцев с парой солдат начали добивать штыками раненых немцев, Борович их остановил.

– Отставить, Чигинцев! Прекратить! – приказал он. – Русские солдаты не воюют с ранеными.

– Так это же нелюди, ваше благородие! – в запале проговорил унтер, вытирая локтем потное, перекошенное от злости лицо. – Они что сотворили с нашими! Газами людей травили! Я ж сам видел, что там творилось.

– Федор Иванович! – Борович сжал плечи своего подчиненного и тряхнул его несколько раз, приводя в чувство. – Федор Иванович, так мы же с тобой люди, а не собаки мерзостные! Опомнись, Федор Иванович, мы же с тобой в Бога веруем!

Унтер как-то сразу обмяк в его руках, голова повисла на грудь. Солдаты потоптались на месте, а потом бочком-бочком отошли в сторону от ротного командира.