Лодка

Значит, будет что-то новое.

Спустя минуту командир раскрывает свой замысел:

— Сближаемся с конвоем!

Когда я вновь нацеливаю свой бинокль на транспорты, штурман извещает более чем будничным голосом:

— Мачты растут!

Нам придется либо нырнуть, чтобы ускользнуть от приближающегося эсминца, либо подойти вплотную к конвою.

Наш кильватерный след виляет по сторонам, как огромный хвост. Над ним растекаются выхлопы дизелей, скрывая нас за своей дымкой; если повезет, этот трюк опять сработает. Как бы то ни было, сквозь эту завесу я больше не вижу тень эсминца.

Я поворачиваю бинокль вперед. Теперь конвой — прямо перед нашим носом.

— Черт бы его побрал! — вырывается у командира.

— Эсминец, похоже, начал отставать, — сообщает штурман. Проходят томительные минуты неуверенности, пока он не подтверждает. — Дистанция увеличивается!

Командир больше ни разу не взглянул на эсминец. Все его внимание приковано к вырастающим на горизонте возвышенностям — прямо у нас по курсу.

 — Наш курс?

 — Пятьдесят градусов!

 — Возьмите пятнадцать румбов вправо, курс — сто сорок градусов!

Я по-прежнему не могу пошевелиться от страха.

 — Они идут достаточно свободным строем… — замечает командир, и лишь теперь возвращается к эсминцу. — Хорошо, что мы не нырнули. На этот раз он подобрался к нам близко.

Неожиданно он спрашивает штурмана:

 — Крихбаум, какое чувство вы испытали?

Штурман, не пошевелив локтями, отрывается от своего бинокля и поворачивает голову к командиру:

 — Да уж известно какое, господин каплей! Правильно. Надо работать!

 — Тогда полный вперед!

Любопытный разговор, подумал я. Они что, убеждают друг друга?

Я бросаю взгляд назад, в боевую рубку. С вычислителя положения цели, с определителя склонения и с механизма пуска торпед сняли чехлы. Шкалы мерцают голубоватым светом.

 — Время? — обращается командир вниз.

 — 20.10!

Невозможно поверить, что нам позволили незамеченными никем идти борт о борт с кораблями конвоя, как будто мы тоже из их числа.

 — Не нравится мне этот силуэт, — негромко говорит командир штурману.

Я смотрю в том направлении и в бинокль различаю тень. Она движется под острым углом относительно нашего курса. Но вот приближается или удаляется — сказать нельзя. Тридцать градусов или сто пятьдесят? Это точно не пароход! Но Старик опять повернулся вперед.

Первый вахтенный офицер суетливо возится с дальномером. Он то посмотрит в окуляр, то на мгновение разогнет спину, чтобы оценить направление невооруженным глазом, взглянув на конвой поверх бульверка. Старик, ощущая его нервозность, тихонько интересуется насмешливо-сочувственным голосом:

— Нормальная видимость, господин первый вахтенный офицер?

Старик снова и снова оглядывается на луну. Наконец его раздражение прорывается наружу:

— Если бы ее можно было сбить оттуда…

Я возлагаю надежду на тучи, которые большими кучами обложили горизонт и постепенно поднимаются ввысь — но так медленно, лениво, что пройдет еще немало времени, прежде чем они скроют луну.

— Они отворачивают направо! — говорит Старик, которому незамедлительно вторит штурман:

— Я так и предполагал!

Тени и правда стали менее отчетливы.

Старик приказывает повернуть на десять румбов вправо:

— Они ведь не выкинут никакого нового фокуса?

Я стою так близко от целеуказателя, что слышу каждый выдох первого вахтенного. Мне не по себе: неясная тень больше не видна.

— Время?

— 20.28!

VIII. Вторая атака

Побелевшая луна приобрела более льдистый холодный оттенок. Небо вокруг ее четко очерченного гало чистое. Но от горизонта надвигается одна туча, похожая на авангард наступающих полчищ.

Но мой взор устремлен именно на это облако. Сперва оно двигается в правильном направлении, затем начинает замедляться, пока наконец почти не перестает подниматься вверх; вот оно начинает растрепываться на лоскуты, распускающиеся по одной нитке. Оно тает у нас на глазах. Вскоре от него остается лишь легкая дымка.

— Черт возьми! — шипит штурман.

Но вслед за ним другая туча, еще более громоздкая и тяжеловесная, чем первая, решается оторваться от горизонта.

Ветер сносит ее слегка в сторону, как раз туда, куда нам нужно. Никто больше не ругается, словно она может обидеться на ругань.

Я отвлекаюсь от облака, сосредоточив внимание на горизонте. Я различаю в бинокль нос, корму и надстройки в средней части транспортов.

Командир излагает первому вахтенному офицеру свой план:

— Устремиться на них и произвести пуск. Как только торпеды выйдут, немедленно переложить руль влево. Если эта туча будет подниматься и дальше, я перейду в генеральное наступление!

Первый вахтенный сообщает вводные данные для вычислителя положения цели, который обслуживает один наводчик в боевой рубке, а другой — на посту управления.

— Аппаратам с первого по четвертый — приготовиться к пуску из надводного положения!

Все четыре торпедных аппарата заполнены водой.

Из носового отсека по переговорной трубе докладывают:

— Аппараты с первого по четвертый к пуску из надводного положения готовы!

— Соединить дальномер и вычислитель положения цели. Пуск будет произведен с мостика! — отдает распоряжение первый вахтенный.