Немецкий солдат толкнул стволом автомата Соколова между лопаток и повел следом за офицером. Они поднялись по ступеням на резное крыльцо. Солдат распахнул дверь и через большие сени все трое вошли в горницу. Увы, не было здесь скобленых столов и лавок, не было вязаных и расшитых рушников, скатерок, полотенец и образов в «красном углу». Грубый стол на железных ножках, видимо, складной походный. На нем несколько полевых телефонных аппаратов. В углу большой сейф, два офицера перед ним перебирали бумаги и о чем-то спорили.
А за столом Соколов увидел того самого грузного оберста, которого он видел, когда их взяли оглушенными в плен. Тот самый, что приехал за их «семеркой». Сейчас он сидел, положив фуражку на край стола, и рассматривал документы. Алексей увидел в его руках красноармейские книжки, а рядом – удостоверение личности командира РККА. Оберст поднял глаза на вошедших и жестом отпустил солдата. Офицер, который привел Соколова, прошелся по горнице, все так же постукивая себя прутиком по сапогу.
– Прошу, – небрежно бросил офицер по-немецки оберсту. – В последней партии я вам выудил четверых танкистов. Этот – младший офицер. Думаю, учитывая его молодость, чин он получил после окончания учебного заведения с короткой программой обучения прямо перед началом войны.
– Хм! – оберст с удовольствием откинулся на спинку кресла, сложил руки на животе и стал рассматривать пленного. – Интересный субъект. Молодой фанатик, у них сейчас много таких. Мне для моего дела нужны люди более старшего возраста, которые помнят, как им жилось до Советской власти. А эти, новоиспеченные, одурманены пропагандой, этим их комсомолом. Трудно работать с такими. Горячие и глупые. И совсем не ценят жизнь. А жизнь, обер-лейтенант, самая величайшая ценность. Это вам любая религия скажет.
– В этой стране жизнь ничего не стоит, – равнодушно пожал плечами обер-лейтенант. – Сталин бросает их без разбора сотнями тысяч под гусеницы наших танков, не жалея. И они идут. Если говорить вашим языком, господин оберст, то в этой стране умудрились-таки создать «религию», которая не ценит человеческую жизнь.
– Вы не поняли, обер-лейтенант, что в этой стране происходит, – покачал головой оберст. – Вы видите только верхушку айсберга, потому что вы молоды. И вы мало знакомы с этой страной. А я бывал в ней и до войны. Эти мальчишки пойдут, да и идут под наши танки без приказа свыше. По своей воле, по своей инициативе. Все было просто во Франции, Бельгии, Польше, Чехословакии. А здесь… – Немец махнул рукой.
Соколов внимательно слушал разговор двоих офицеров, опустив голову. Он понимал каждое слово, его просто подмывало поразить этих самодовольных немцев тем, что он знает их язык. И очень хотелось ответить им на их рассуждения. Но он держался, понимая, что сейчас его оружие, о котором пока не знают немцы, – знание языка. А еще он понимал, что этому грузному немецкому офицеру зачем-то нужны пленные советские танкисты. И исправные советские танки. Ведь это именно он приезжал на высоту 71,8. Приезжал за советским танком. Что же они задумали?
Обер-лейтенант снял фуражку и уселся с видом хозяина по другую сторону стола. Оберст взял в руки удостоверение личности, повертел его и поднял глаза на русского пленного.
– Вы младший лейтенант Соколов, командир танкового взвода? – заговорил он по-русски, но с сильным акцентом. – Это так?
– Так. У вас в руках мои документы, – ответил Алексей, стараясь говорить внятно, хотя скулы сводила злость.
– При каких обстоятельствах вы попали в плен? – задал следующий вопрос немец, внимательно рассматривая молодого командира.
– Почему вы об этом спрашиваете? – вопросом на вопрос ответил Соколов.
– Вы обязаны отвечать, – заявил немецкий офицер. – Вы находитесь в моей власти, вы попали в плен. Вернуться к своим вы не сможете, вас там ждет расстрел. Поэтому предлагаю смирить свою гордость и лояльно отнестись к победителям, от которых зависит, будете ли вы завтра кушать. И будете ли вообще жить. Вам понятно?
Алексей выслушивал эту поучительную тираду с презрением, он даже не обратил внимания, что обер-лейтенант поднялся, обошел стол и, подойдя к пленному сзади, резко ударил его в область печени. Соколов задохнулся и с широко раскрытым ртом упал на колени, держась руками за живот. Еще один удар по голове заставил его рухнуть на пол. Дышать было нечем, в голове, в которой и до этого шумело, все завертелось и загудело с новой силой. Алексея чуть не вырвало, но он чудом сдержался. Валяться перед этими «победителями» в собственной блевотине было ниже его достоинства.
– Не надо, обер-лейтенант, – спокойно сказал оберст. – К чему это все? У вас всегда есть возможность снять напряжение. Возьмите автомат и отправляйтесь с очередной группой за лес к оврагу. Я понимаю, что у вас тут свои порядки, но прошу вас в присутствии старшего по званию вести себя подобающе.
Обер-лейтенант хмыкнул и отошел. Соколову пришлось самому подниматься с пола. Это заняло у него минуты две. Когда он наконец встал и посмотрел на оберста, тот удовлетворенно кивнул и задал свой последний вопрос.