Лобановский

Говорят, что уровню развития футбола не соответствует судейство. Да, это так. Оно заметно отстаёт. Но ещё заметнее не соответствует и отстаёт, по-моему, пресса. Легче простого — сложить бессмысленный, если судить строго профессионально, текст на бумаге или наговорить его с экрана и ни за что при этом не отвечать. За слова свои, написанные или произнесённые, — не отвечать. Констатация результата, даже облачённая в красиво составленные предложения, убивающие пустотой, только констатацией и остаётся. Для этого достаточно двух строчек от информационных агентств».

Он не знал, что предпринять, сосредотачивался на прочитанном и услышанном, иногда зацикливался на этом, да так, что ни о чём ином в течение вечера говорить порой не мог. Отвечать или не отвечать? Нет, конечно, советовали друзья. Не обращай внимания, перестань читать газеты и отключай звук при телетрансляциях.

Без прессы Лобановский себя не мыслил, потому что не мог жить без информации. Ежедневно прочитывал кипу газет. На крыше каждого из домов, где он жил, — в Киеве, за городом, на Кипре, — были установлены спутниковые тарелки. Даже в госпитале МВД, когда он там лежал, палата Лобановского была оборудована всем необходимым для получения привычных телесигналов.

В кипрскую квартиру Лобановских, когда удавалось выбраться на несколько дней подышать морским воздухом, в заведённое распорядком время приходили по факсу из клубной пресс-службы выжимки из газет, причём не только на футбольную тему, и статьи, заинтересовавшие Лобановского, пересылались ему целиком. Он планировал обучиться работе на компьютере и вникнуть в возможности Интернета.

«Появилось, — говорил Лобановский, — очень много мальчиков, которые совершенно случайно взяли в руки микрофон: им, наверное, просто нравится разговаривать — они словно бабочки-однодневки... Но на развитие футбола они не влияют, на восприятие — да...»

Но мальчики, случайно оказавшиеся у микрофона и радостно жонглирующие придуманными словами: «оборонцы», «обезмячить» (вот бы их «обезмикрофонить»...), — ладно. Лобановского удивляло, например, на каком невысоком уровне вёл репортажи Владимир Маслаченко. «Видно, считает, — говорил Лобановский, — что на фоне необразованной молодёжи он и в самом деле выглядит мэтром...»

«Я, — писал журналист Дэви Аркадьев в книге «Футбол Лобановского», опубликованной почти сразу после отъезда тренера в Эмираты, — твёрдо убеждён в том, что не вина, а беда Лобановского, человека, бесспорно, очень талантливого и одарённого, в том, что он, израсходовав много сил и здоровья, нервной энергии и интеллектуальных ресурсов, так и не стал великим тренером (хотя именно так нарекали его иные журналисты в пору преуспевания киевского “Динамо”)».

И не только «иные журналисты» — они-то как раз в последнюю очередь. И не только «в пору преуспевания» команды. Великим тренером Лобановского называли очень многие его западноевропейские коллеги и футбольные аналитики, руководствуясь не конъюнктурными соображениями (победами клуба или его неудачами), а только работой Лобановского, кардинальным образом изменившего подходы к ведению учебно-тренировочного процесса, задавшего новое направление, разработавшего совершенно иной подход к игре и внёсшего неоспоримый вклад в развитие мирового футбола.

Утверждая, что у Лобановского бывали «нередкие перебои, перерастающие порой в дефицит», с «добротой, справедливостью и правдой», Д. Аркадьев говорит: «Давно известно, что нет подлинного величия там, где нет доброты, справедливости и правды» и задаётся вопросом: «Почему Лобановский, даже работая в комфортных условиях моральной поддержки высшего партийного и советского руководства Украины и располагая всем её футбольным потенциалом, пока не стал великим тренером и не создал “чудо-команду”, шагающую от победы к победе. Да и станет ли ещё? Создаст ли? Пожалуй, нет».

Любопытный, надо сказать, пассаж. На что же расходовал Лобановский силы, здоровье, нервную энергию и интеллектуальные ресурсы, если ему были созданы «комфортные условия моральной поддержки»? Да и все футбольные ресурсы республики были под рукой. Дефицит, оказывается, у него был с «добротой, справедливостью и правдой».

Вдогонку Лобановскому много чего тогда наговорили. И совершенно логично, что тот же Аркадьев после возвращения Лобановского с Востока, признаваясь в том, что «испытывает определённые угрызения совести за эти строки», сразу же стал говорить о том, что Лобановский «был на век впереди многих из тех, кому посчастливилось жить с ним в одно время».

Не нам судить о доброте, справедливости и правде Лобановского. Только — футболистам, с ним работавшим, и коллегам, находившимся рядом, в одном тренерском штабе. Их высказываний на сей счёт — не счесть. И никто из игроков и тренеров, за редчайшим исключением (например, обиженный Леоненко, так и не понявший, что он сам стал «кузнецом своего счастья»), ни на йоту не сомневается в доброте и справедливости Лобановского. Особенно — по прошествии времени.