Однажды на зимнем итальянском сборе в год чемпионата Европы-88 вдруг «взбрыкнул» Заваров. Стал на глазах меняться, халтурил на занятиях, врезал на тренировках партнёрам, неадекватно себя вёл, нагрубил Лобановскому во время работы по скоростной выносливости. «Не понимает Саша наших целей и задач, — сказал Валерий Васильевич с улыбкой Симоняну. — Нам такие футболисты на чемпионате Европы не нужны». После тренировки Лобановский попросил Симоняна: «Заварова нужно отправить домой. Он не хочет готовиться, не хочет тренироваться». — «Отправить — нет проблем, — отвечал Симонин. — Сейчас позвоню, ему возьмут билет из Рима или Милана. Господи, но это всё-таки Заваров! Может, принять какие-то меры? Надо бы с ним поговорить...» — «Вот вы и поговорите».
Симонин посадил Заварова перед собой: «Саша, что случилось? Какая муха тебя укусила? Ты понимаешь, что вопрос стоит о том, чтобы тебя отправить домой?» — «Да, Никита Павлович, — я понимаю, что действительно вышел из рамок. Попросите Валерия Васильевича, чтобы меня оставили». Симонян рассказал Лобановскому о содержании разговора и сделал вывод: «Он всё понял». — «Хорошо, — сказал Лобановский, — тогда пусть работает».
Лобановский мог выгнать футболиста, даже ведущего, за неправильное поведение или халатное отношение к делу с тренировки. Но что потом, ведь важный матч на носу? Обратиться к изгнанному при всех с занятия? Ни в коем случае. Не поставить на игру? А замены нет. И поэтому Лобановский просил зайти к нему самых авторитетных игроков, которые, после беседы с тренером, шли к нарушителю, объясняли ему — будто бы от себя, — что самым лучшим выходом для него было бы извиниться перед Лобановским, чтобы тот вернул его в состав. Извинения принимались, и возвращённый в состав футболист выкладывался на поле полностью.
Конкуренцию в команде за место в составе и на поле Лобановский считал одним из основополагающих элементов её жизнеспособности. Ещё в 1974 году, первый раз придя в «Динамо» в роли тренера, Лобановский обнаружил незримый барьер, отделявший игроков основного состава от дублёров. Своего рода дедовщина. Молодняк не били, конечно, и не унижали, но, например, когда обедали футболисты первого состава, резервисты не имели права зайти в столовую. Та же история — в душевых комнатах. Лобановский эту складывавшуюся годами систему поломал, разъяснив: все игроки «Динамо» — одна команда.
На зимние сборы в Руйт, самые в этот период основательные, создававшие задел на оставшуюся часть сезона, Лобановский всегда брал человек сорок, разбавляя группу «маститых» новичками, либо «рекрутированными» из клубного резерва, либо приехавшими на просмотр игроками. И «маститые» не филонили — боже упаси! Валентин Белькевич говорил, что Лобановский расширял группу на сборе неспроста: тренер давал понять, что всем игрокам основы, даже Реброву, Шевченко, Каладзе, ему — Белькевичу, место в составе не гарантировано. О старых заслугах Лобановский предлагал всем забыть.
Блестящий, на мой взгляд, психологический ход, использовать который можно было только в условиях постсоветской реальности, когда футболисты ещё не вступили, в силу воспитания и происхождения, на суровую профессиональную стезю, а пребывали в статусе продвинутых любителей. Ни в одном из серьёзных западноевропейских клубов такие номера не проходили. Там — контракты с невероятным количеством пунктов и подпунктов, расшифровывающих не только права, но и обязанности. Там условный Хацкевич никогда не появится после зимнего перерыва в полуразобранном состоянии — штраф и проблемы с местом в составе, а значит — и с возможными бонусами. Лобановский со своим Хацкевичем поступал точно так же. Он отправлял его во вторую команду — до лучших времён и до лучших премиальных.
И «маститые» футболисты (Ребров, Каладзе, Белькевич, Шевченко, практически подготовленный тогда к серьёзной в финансовом плане продаже), и тренеры, включая Лобановского, и руководители клуба, конечно же, знали, что вся «элита» сохранит свои позиции. Но в то же время игроки понимали — каждый для себя, — что из-за нерадивости можно и проскочить мимо состава, старые заслуги не спасут. Знание и понимание шли на пользу — отлынивающих не было: Лобановский никогда не доводил дело до того, чтобы у него работали из-под палки.
Так в командах Лобановского было всегда. «Я даю тебе шанс, но за тебя я играть не могу» — эти слова от Лобановского слышали многие динамовские футболисты. Они, видя, что в первую очередь он предъявлял высокие требования к себе, заражались его убеждённостью и целеустремлённостью.
Андрей Баль вспоминал, что даже те, кто играл постоянно, перед каждым матчем переживали: на собеседовании перед игрой Лобановский «такого наговорит, что чувствуешь — ты вообще никто и звать тебя никак. Начинаешь тревожиться: а будешь ли в составе? Когда на установке слышали свою фамилию, все одиннадцать выдыхали: “Уф-ф-ф...”».