Читаем Лобановский полностью

Но диктаторы из них вышли никудышные. Копируя Лобановского, копируя какие-то внешние признаки диктатуры, на основании которых широкая публика и делает выводы о диктаторских замашках (молчаливость, угрюмость, сосредоточенность, жёсткость в высказываниях, будто бы предназначенных — через прессу?! — игрокам), все его преемники, за исключением, пожалуй, Демьяненко, не уяснили, наверное, главное: подчинение игроков Лобановскому носило осознанный характер. Прежде чем довериться ему, воспринимать его суровые зачастую требования дисциплинарного характера и старательно — по возможности — им следовать, футболисты убеждались в правоте тренера. Степень воздействия Лобановского на игроков была удивительно высокой. Иногда достаточным для понимания оказывался только взгляд, брошенный Лобановским в Конча-Заспе на футболиста.

Почти сразу после смерти Лобановского во внутриклубных взаимоотношениях, разворачивающихся обычно по простой схеме «руководитель (президент) — тренер — футболисты», произошли два важных изменения, замеченных не сразу, на жизнь команды, безусловно, повлиявших, но исправлению, в силу ряда причин — объективных и субъективных — не подлежавших.

Линия «президент — тренер» при Лобановском была выстроена вполне устраивавшим обе стороны образом.

И после его ухода эта линия устраивала обе стороны, однако «вес тренера» резко снизился.

Однажды — один из любимых рассказов игроков поколения 80-х — Пузач сообщил Лобановскому о том, что на балконе (происходило это ещё на старенькой базе) ребята курят. Реакция Лобановского: «А ты-то что там делал?» Но всё равно Лобановский был в курсе всего, что происходило за пределами базы. Он получал информацию о поведении своих футболистов в городе — мест, где они проводили время, в те годы в Киеве было раз-два и обчёлся.

Некоторые футболисты жили на улице Урицкого. Михаил Михайлович Коман иногда приезжал туда, ходил по квартирам неженатых игроков, звонил в дверь и, если обнаруживал девушек, выпроваживал их: «Ребятам надо спать». На этой же улице располагался бар, названный «гадюшником». Работал допоздна. Туда съезжались со всего Киева, в том числе и знакомые футболистов, приходившие после посещения бара в гости к игрокам. Приходили не пустые, и всё это влияло на соблюдение режима. Рассказывают, что когда о существовании «гадюшника» доложили Лобановскому, то через некоторое время на месте бара открыли... библиотеку.

«В Конче по утрам, — рассказывает Сергей Юран, — нам измеряли давление. Лобановский всегда стоял рядом. Помню, укоряет Баля: “Андрюша, давленьице скачет”. — “Васильич, наверное, кофе многовато выпил”. — “A-а, я уж волноваться было начал, что облако над домом у тебя другое...” Говорил Лобановский мало. Зато взглядом такой рентген делал, что я по минутам готов был рассказать, когда в туалет ходил в последние три дня!»

Юран вспоминает случай, когда он однажды столкнулся с Лобановским на лестнице базы. Лобановский внимательно взглянул на Юрана и молча пошёл дальше. У Юрана, по его словам, подкосились ноги. Он судорожно стал перебирать в памяти: «Так, вчера вечером где был? Дома спал. Позавчера — вроде тоже. А до этого? Точно! Мы же в баре посидели...» В зал, где команда собиралась перед тренировкой, Юран шёл, как на плаху. Лобановский не сказал ему ни слова. «Однако, — говорит Юран, — мне и взгляда хватило. Пропотел, как после кросса».

Юран после травмы — даже тогда, когда сняли с ноги «аппарат Илизарова» и футболист постепенно начал тренироваться, — выпивать не бросил. Однажды он с коллегами по «Динамо», Беженаром и Матвеевым, так отметил Международный женский день 8 марта, что ни один из них не был в состоянии утром проснуться к тренировке. Когда «трио» появилось на тренировочной базе, Лобановскому достаточно было одного взгляда на загулявших игроков. Последовало: «В часть. Завтра же».

Два месяца в воинской части 3217 на Подоле, заполненные типичными буднями рядового солдата — чистка картофелин, уборка территории, дежурство в казарме, коллективное рытье канавы, ежедневное приведение обмундирования в порядок, — привели Юрана в чувство. Он стал регулярно звонить Демьяненко, Балю и Бессонову и просить замолвить словечко перед «Папой»: мол, Юран всё осознал и исправился. Словечко замолвили. Лобановский распорядился вернуть Юрана в команду, но при этом сказал просителям: «Теперь ответственность за него вы взяли на себя». Юран друзей не подвёл, но после отъезда Лобановского на Восток стал сначала проситься в «Спартак», куда его не отпустили, потом устроил в самолёте публичный скандал, оскорбив Веремеева, и Лобановский, когда ему сообщили об этом, распорядился из Эмиратов: «Если есть возможность отправить Юрана за границу, немедленно продавайте». Так талантливый нападающий, сыграв в основном составе киевского «Динамо» всего лишь 31 матч, оказался в португальской «Бенфике».

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии