Под полковыми воеводами «ходили» 44 сотенных головы: 14 в Большом полку, девять — в полку Передовом, столько же в полку Правой руки и по шесть в полках Левой руки и Сторожевом, а еще десять голов были при «наряде». Вместе с приданными войску татарами и «новокрещенами» под началом Мстиславского было не меньше 14000–15000 «сабель» и «пищалей», не считая обозной прислуги и посошных людей. Любопытный факт: Реннер упоминал о неких Engelsche schutten — «английских стрелках», которые якобы находились в рати Мстиславского. Кем были эти «стрелки», неизвестно. Можно лишь предположить, что речь идет о неких английских «инструкторах» — то ли при «наряде», то ли при стрельцах.
На границе тучи бродят хмуроСборы российские долги. На этот раз «сила новгородская» была серьезно усилена за счет контингентов, переброшенных с «Низу»: опыт предыдущих кампаний показывал, что местные ратники и воеводы раз за разом допускали досадные промахи, а вот когда им на помощь приходили московские полки, ситуация выправлялась. Пока войско Мстиславского съезжалось в Псков, местные воеводы отнюдь не собирались отсиживаться за стенами крепостей. Нельзя было позволить противнику оправиться после неудачного похода в конце 1559 года, а заодно отнюдь не лишним было дать своим воинам возможность потренироваться и разжиться животами и пленниками. Поэтому, несмотря на не слишком благоприятную погоду, русские неоднократно ходили на ту сторону рубежа за удачей и зипунами, ища своему государю чести, а себе — славы и не только.
Псковичам не в новинку было ходить набегами на ливонцев, так что удивляться тому, что они в охотку снаряжались в набег, не приходится. И вот псковский летописец с явным одобрением сообщал, что его земляки, охотники-торонщики, своею волею ходили «в Немецкую землю, и много воевали земли, и полоноу и животины гоняли из земли много, а иных немци побивали». Деморализованные неудачей осеннего похода ливонцы не сопротивлялись, предпочитая отсиживаться за стенами замков, и псковичи-торонщики изрядно потешились, утолив жажду подвигов и набрав всякой добычи.
Не отставали от них и гарнизоны пограничных городов. В январе, не дожидаясь, пока рать Мстиславского придет в движение, юрьевский воевода князь А. И. Катырев-Ростовский дважды отправлял своих людей в набег на орденские земли, чтобы не дать неприятелю покоя, узнать через захваченных языков о его намерениях и, само собой, позволить своим людям ополониться и разжиться добычей. Сперва голова Василий Васильев сын Прокофьева Розладин из рода Квашниных, сын боярский дворовый Деревской пятины, успешно сходил в набег под замок Тарваст, побил тамошних «немцев», имевших неосторожность выглянуть за пределы замковых стен померяться с русскими силой в поле, после чего «посад у Тарваса пожег, день у посаду стоял, а воевал три дня», а затем вернулся домой, по словам летописца, «дал бог здорово».
Сигизмунд II АвгустСледом за Василием Розладиным в набег отправился князь Глеб Васильев сын Оболенский, тоже помещик Деревской пятины, «с товарыщи» на Вильян-Феллин. Правда, на этот раз ливонцы — недаром в Феллине сидел бывший магистр ордена Вильгельм фон Фюрстенберг — на отходе «угонили» князя Оболенского. В последовавшей схватке погибли брат Василия Розладина Иван и с ним еще восемь детей боярских. Однако, судя по воеводской отписке, немцы в итоге все же были отбиты и русские сумели уйти, уведя с собой и весь взятый полон.
В частных разрядных книгах сообщается также, что того же 7068 (1559–1560) года «из Юрьева ходили воеводы к Тарвасу и к Ляусу князь Олександра Ивановичь Прозоровской да Василей Борисов сын Сабуров; да из Ракобора ходили воеводы с ними же Борис Степанов сын Колычев, да Дмитрей Шефериков Пушкин». По направлению похода получается, что на Тарваст русские воеводы ходили дважды. Официальная летопись войны об этом походе молчит. С другой стороны, в разрядных книгах ничего не говорится о набегах Василия Розладина и князя Глеба Оболенского. Однако осмелимся предположить, что и разрядные записи, и летописные свидетельства взаимно дополняют друг друга. Другое дело, что князь Прозоровский со товарищи ничем особенным не отличился, и летописец решил не вписывать его деяния в официальную историю войны. И все же, несмотря на суровую зиму, на границе было неспокойно: русские тревожили ливонцев набегами, не давая им покоя. Но все это было не более чем разминкой перед главным событием зимней кампании 1559–1560 года.
Там, за рекой, загорелись огни…