— Потому что мы погубили его, — подавлено произнесла она. — Ты и я. Потому что мы не должны забыть его.
И тут она увидела, что Тони плачет. Она смотрела на него, и не верила своими глазам, сжимая в руках перчатки. Слезы катились по его щекам из-под темных очков. Он внезапно наклонился вперед и закрыл лицо руками.
Он плачет, подумала она. Еще есть надежда. Он плачет.
Глава 18
Они ехали молча сквозь яркий лунный свет ночи в маленьком двухместном автомобиле Тони. Верх был приспущен , и ветер, изо всех сил бьющий в лицо не давал им говорить, да они и сами этого не хотели. Тони вел машину очень небрежно, слишком быстро. Цыплята бросались прочь от дороги почти из-под самых колес автомобиля, когда они проезжали старые каменные домишки, в городках люди глядели на них, как бы упрекая в том, что они американцы и что так быстро едут. Черные и белые коровы паслись на зеленых полях, дорога долго виляла в коридоре высоких тополей, которые отражали гул мотора тихим монотонным звуком, как приглушенный бой барабана, на котором отбивают какой-то нервный, но навязчивый ритм в соседней комнате.
Некуда так спешить, хотелось сказать Люси, которая сидела поеживаясь на ветру, укутав голову шарфом и чувствуя, что она слишком стара для такой езды, для таких машин. Некуда спешить. Он не был здесь одиннадцать лет, теперь можно и потерпеть один час.
Они проезжали семейные группы, расположившиеся на пикник на обочинах, рассевшихся на стульях за покосившимися столиками со скатертью, на которой были расставлены бутылки вина и крошечные вазы с цветами рядом с длинными буханками хлеба. Иногда они проезжали деревни помеченные взрывами военных снарядов, с разрушенными домами, которые так долго стояли на ветру и непогоде, что казались вековыми реликвиями. Люси пыталась представить себе, как выглядели эти домишки до того, как пострадали от снарядов, и как все это было в момент взрыва, как летели в стороны камни, как вздымался ввысь дым, как кричали и звали друг друга люди, погибающие под обломками. Но воображение изменяло ей. Руины смотрелись такими вечными, мирными и эти отдыхающие с бутылками вина и цветами на столиках — все это производило впечатление будто так происходило каждое лето из покон веков. А где я была в тот момент, когда бомба угодила в этот каменный квадрат? Я готовила обед в кухне в трех тысячах милях отсюда. Я шла по линолеумному полу к электрическому тостеру, открывала дверцу холодильника, чтобы достать два помидора и баночку майонеза.
Она посмотрела на сына. Его лицо ничего не выражало, глаза были устремлены на дорогу. Он не обращал внимания ни на пикники, ни на руины. Если живешь в Европе, наверное, привыкаешь к виду руин.
Люси почувствовала усталость. Лоб болел от бесконечных влажных ударов ветра, веки бессильно опускались. Желудок свернулся болезненным комком и тесьма белья впивалась в кожу, на крошечном кожаном сиденье не было достаточно места, чтобы распрямиться и снять напряжение. Время от времени к горлу подступала тошнота от усталости, и когда она поднимала глаза на Тони, его образ казалось расплывался за рулем.