Люси Краун

Люси замолчала, продолжая идти между мужем и сыном. Ну вот он опять начинает все за всех решать, с обидой подумала она.

Люси руководила покупками, пробивая себе дорогу сквозь праздничную толпу магазинов, забрасывая Тони и Оливера кипами коробок, которые она скупала с расточительностью и даже какой-то истеричной жадностью. Она не переставала говорить, постоянно расширяя праздничное меню, обводя взглядом ряды индюшек, развешанных над прилавками, пирамиды апельсин, яблок, мандарин, грейпфрутов, витрины, заваленные южно-американскими дынями и ананасами, корзины картофеля и орехов. Потом они начали опаздывать, и все покупки были свалены в багажник машины. Все семейство поспешило в ресторан, где Люси выпила не в меру и не помнила уже, что происходит и когда надо завершить обед, чтобы успеть в театр. Когда она бегала по магазинами, когда истерично ела и пила, они ощущала только единственное желание — отложить, отсрочить что-то. Ошеломленная внезапным появлением Тони, Люси не могла сразу понять, была ли это угроза или же наоборот подтверждение ее счастья, она была слишком смущена, чтобы присмотреться к поведению Тони и Оливера и мучительно старалась не принимать собственного решения в эти первые часы и одновременно дать возможность другим сделать это за нее.

В театре, она задремала и только время от времени до нее доносились реплики актеров на сцене. В перерывах она заявляла, что слишком устала, и оставалась сидеть одна, пока Оливер с Тони отправлялись через дорогу выпить кока-колы. По дороге домой она сидела на заднем сидении, в полусне, и даже не прислушивалась к тому, о чем говорили Тони и Оливер в темноте впереди нее. Приехав домой, Люси с трудом взобралась на крыльцо и совершенно честно заявила, что засыпает по дороге. Она поцеловала Тони на прощанье, пожелала ему спокойной ночи поспешно и без особой теплоты, как будто не было этих двух лет, и ушла, предоставив Оливеру все заботы по размещению мальчика в комнате для гостей.

Это было бегство, и Люси понимала это. Она была уверена, что сам Оливер уж наверняка, а может и сам Тони, понимают это, но усталость мешала ей думать. Улегшись в постель и выключив свет, Люси ощутила смутное чувство победы. Я справилась с этим вечером, думала она, и ничего не произошло. Завтра я буду снова полна сил, снова смогу действовать.

Сквозь обволакивающий ее сон, она слышала доносящиеся из соседней комнаты голоса Оливера и Тони — тихие, дружеские, заговорщические. Затем послышались тяжелые мужские шаги вниз по коридору, по направлению к комнате для гостей. Они так громко топают, подумала Люси. Оба.

Люси было интересно, придет ли Оливер к ней в спальню сегодня. И если да, то ради кого? Ради себя? Ради нее? Ради Тони?

Она скрестила руки на груди и обняла себя за плечи, почувствовав как дрожит от холода.

Люси уже спала, когда Оливер вошел в темноту комнаты. Тихими осторожными движениями он разделся, чтобы не разбудить жену.

Обычно Люси вставала рано, но в это утро Дня Благодарения она проснулась после десяти и сразу почувствовала тяжесть в голове от выпитого вчера . Она медленно двигалась, умывалась, причесывалась и одевалась тщательнее чем обычно. Что бы он обо мне не думал, по крайней мере, ему придется признать, что его мать хороша собой.

В доме не было слышно ни звука, и Люси подумала, что Оливер с Тони в гостиной, либо завтракают внизу, рядом с кухней. Но спустившись, она обнаружила, что дом пуст. Комнаты сверкали утренним светом, в кухне возле мойки сохли два чисто вымытых прибора.

На столе лежала записка, написанная рукой Оливера, и Люси не сразу решилась взять ее и прочитать. Ее мучил смутный страх, что ей сообщают об отъезде, о какой-то плохой новости, об отречении. Но она все же заставила себя взять в руки листок и прочитать. Они просто решили не будить ее и позавтракать вдвоем, и так как утро было такое красивое, они отправились в город на школьный футбольный матч, который начинался в одиннадцать часов. Четкой и властной рукой Оливера сообщалось, что они вернутся не позднее половины второго, и с удовольствием съедят индейку. «Целую, Оливер,» стояло внизу.

Люси даже обрадовалась передышке и засуетилась на кухне, чистя индейку, готовя соус, поджаривая и очищая орехи. Она двигалась быстро, механически, радуясь тому, что прислуга была в этот день выходная и что она в доме одна.