Читаем Люфтваффе: триумф и поражение. Воспоминания фельдмаршала Третьего рейха. 1933-1947 полностью

Зарубежные авторы часто обвиняли меня в том, что я чересчур тревожился по поводу возможности вторжения противника, и даже называли это «фобией». Однако ввиду того, что силы альянса на море и в воздухе неуклонно росли, для подобных опасений имелись все основания. Могу лишь сказать, что, если бы я был главнокомандующим сил противника, я бы, по крайней мере, попытался сократить по времени Итальянскую кампанию, осуществив несколько десантных операций тактического значения в тылу группы армий С. Даже при том, что противнику не хватало десантных судов, эти операции принесли бы ему успех. Разумеется, концентрация войск вблизи береговой линии имела целый ряд очевидных минусов, лишь частично компенсировавшихся ощущением относительной безопасности. Однако она давала то преимущество, что части, еще не успевшие приобрести достаточный боевой опыт, могли ознакомиться с обстановкой и с местностью, в тб время как дивизии, измотанные боями, получали возможность отдохнуть и набраться сил, находясь в резерве. В конце 1943-го – начале 1944 года стало ясно, что прилегающий к Риму район от Сивитавеччии до Гаэты, в котором ключевое значение имела Кампанья, особенно уязвим. Соответственно, моей главной заботой было создать резервы и, сконцентрировав их на побережье, быть готовым в нужный момент использовать их для отражения крупных десантных операций противника. Были предприняты все необходимые меры (вплоть до согласования кодового слова, являвшегося сигналом к началу действий) с целью концентрации в местах вероятного вторжения всех имевшихся в нашем распоряжении мобильных сил из всех уголков Италии.

Однако, как бы тщательно мы ни готовились к отражению удара противника, мы прекрасно понимали, что соотношение сил складывается не в нашу пользу. Я вспоминаю спор, возникший между мной и одним из лучших моих дивизионных командиров, командующим 29-й пан-цер-гренадерской дивизией генералом Фрисом. В ходе этого спора, происходившего в боевом штабе его дивизии, мой оппонент разразился целой тирадой, обильно сдобренной ссылками на невыносимость его положения. Он жаловался, что его измотанные и обескровленные части вынуждены противостоять двум свежим, хорошо отдохнувшим дивизиям противника; что даже одна дивизия противника вдвое превосходит его дивизию по численности, что у противника вдвое больше оружия и вдесятеро больше боеприпасов. Высказав мне все это в присутствии своих штабных офицеров, командир дивизии явно облегчил свое состояние. Я же с улыбкой ответил, что сам я баварец, но вынужден напомнить ему, уроженцу Пруссии, что пруссаки никогда не спрашивают, насколько силен противник, а интересуются лишь тем, где он находится. Я сказал, что если командование группы армий поручило его дивизии выполнение труднейшей задачи в районе Монте-Лунго в середине декабря, то это комплимент и выражение доверия по отношению к нему и к его солдатам. Я также посоветовал моему собеседнику продолжать действовать так, как он действовал до этого, и верить в свое командование, и заверил его, что в этом случае все будет в порядке. Разумеется, мы в подобных случаях нередко шли на немалый риск. Трусость и малодушие в командующем звене, тем более на таком театре военных действий, как Италия, были неприемлемы. Помимо того что противник располагал численным перевесом в сухопутных силах, он еще и обладал превосходством в воздухе, которое не приводило к катастрофическим для нас последствиям только потому, что его авиация действовала чересчур систематически, по определенному графику и к тому же, с нашей точки зрения, не слишком усердно.

После короткой передышки на рубеже 1943-го и 1944 годов начмась завершающая фаза боев за позиции, расположенные непосредственно перед «линией Густава». Она стартовала 3 января 1944 года и закончилась взятием Сан-Витторе (6 января), Монте-Троччио (15 января) и Монте-Санта-Кроче (также 15 января) французскими войсками. Наши новые дивизии лишь постепенно приспосабливались к необычным условиям Итальянского фронта. Поражения наших войск зачастую были связаны с нехваткой теплой одежды, необходимой в горах, тем более в зимнее время, а также разногласиями в нашем командовании относительно способов ведения боевых действий в горной местности, покончить с которыми мне удалось лишь через некоторое время.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии