Людвиг Четырнадцатый грустно вздохнул и поплёлся дальше, к другому своему хорошему другу, белочке Агне Хопман.
Белочка сидела на самой верхушке ели и очищала шишку.
– Привет, Агне! – крикнул ей Людвиг Четырнадцатый. – Спускайся, давай с тобой поиграем!
– Мне с тобой не разрешают играть, – ответила Агне. – Тётя Зайчиха вчера сказала моей маме, что ты отнял у Йокке-Йо и Туффе-То два кулька с медовыми пряниками.
– Но это же не я сделал, – проговорил Людвиг Четырнадцатый. – Их обманул Лабан, а кулёк был один, и я потом его вернул.
Но Агне Хопман ничего на это не ответила, она просто перепрыгнула на другое дерево.
Людвиг Четырнадцатый уже был готов заплакать.
«Пойду тогда к Котте, – решил он. – Котте всегда хорошо ко мне относился».
Котте – так звали ежа, который поселился под старым сараем в глубине леса.
– Привет, Котте! – кликнул его Людвиг Четырнадцатый, подойдя к полуразвалившемуся строению. – Ты дома?
– Нет, – ответил ему сердитый голос. – То есть вообще-то я дома, но для тебя меня тут нет.
– Да это же я, Людвиг Четырнадцатый, твой друг! – воскликнул Людвиг уже в отчаянии. – Не шути так, выходи ко мне.
– Я не шучу и тебя своим другом больше не считаю, – ответил Котте. – Раньше ты мне нравился, но оказалось, ты такой же обманщик, как все лисы. Думаешь, я не знаю, как ты хитростью отобрал три кулька с медовыми пряниками у Йоке-Йо и Туффе-То?
– Но это же неправда! – попробовал возразить Людвиг Четырнадцатый.
– А мне сказали, что правда, – настаивал Котте. – Моя мама слышала это от мамы Агне Хопман, а та слышала от мамы Йокке-Йо и Туффе-То.
Людвиг Четырнадцатый понял, что Котте больше с ним говорить не станет. Расстроенный, он поплёлся дальше.
У него теперь оставалось только два друга, горностайчики Оке и Бенгт.
Людвиг Четырнадцатый подошёл к входу в нору, где они жили, и позвал:
– Эй, Оке и Бенгт, выходите поиграть!
– Неохота, – ответил Оке.
– Никакого желания, – ответил Бенгт.
– Нам нельзя! – хором сказали горностайчики Оке и Бенгт.
– Да почему же нельзя? – спросил Людвиг Четырнадцатый, хотя сам уже знал, что они ответят.
– Наша мама слышала от мамы Котте, которой это сказала мама Агне Хопман, а той рассказывала мама Йокке-Йо и Туффе-То, что ты – тьфу, какая гадость! – выманил у зайчат четыре кулька с медовыми пряниками, – объяснил Оке.
– Ты очень некрасиво поступил, – добавил Бенгт, – поэтому нам больше с тобой нельзя играть.
Одинокая слеза потекла по щеке Людвига Четырнадцатого, и он мог только промокнуть её кончиком хвоста.
Почему все зверята, с которыми он дружил, вдруг от него отвернулись?
От него, который вовсе не был плутом, наоборот, хотел всем помочь, сделать как лучше?
Людвиг Четырнадцатый не сомневался, что молва о нём теперь облетит со скоростью ветра всех зверей в лесу. Ещё не наступит вечер, а все уже будут знать, что он выманил у бедных зайчат не меньше сотни мешков с медовыми пряниками.
Людвиг Четырнадцатый улёгся на большой пень и задумался.
Раньше папа Ларссон запрещал ему водиться с другими зверятами в лесу – теперь они сами больше не хотели с ним играть.
А дома на него продолжал злиться брат Лабан. Он, наверно, придумывал, как сильней отомстить братцу. От него можно было ожидать чего угодно.
«То есть у меня вообще не осталось ни одного друга, – горестно размышлял Людвиг Четырнадцатый. – Что мне теперь делать?»
И понял, что у него есть единственный выход:
ОН ДОЛЖЕН УБЕЖАТЬ ИЗ ДОМА!
Что ж, так Людвиг и порешил. Он спрыгнул с широкого пня и подыскал себе тропу, по которой до сих пор никогда не ходил. Он шёл, шёл по ней долго, осторожно минуя прогалины, где его мог бы заметить враг. И наконец счёл, что достаточно удалился от дома.
Начинало смеркаться. Хотя шубка на Людвиге Четырнадцатом была довольно пушистая, он стал мёрзнуть. Кроме того, он уже проголодался, потому что после завтрака дома ничего больше не ел. Если не считать, конечно, ягод и корешков, которыми удавалось полакомиться по пути.
«А у нас, наверно, все уже садятся ужинать, – печально подумал он. – Заметил ли хоть кто-нибудь, что меня за столом нет?»
Лисёнок чувствовал себя ужасно одиноким.
Внезапно стало светлее, лес кончился. Перед ним открылось большое, просторное поле. А на другой его стороне светилось несколько огней.
Людвиг Четырнадцатый огляделся вокруг, и местность показалась ему знакомой. Он тут же понял, где очутился.
Это было то самое место, где они вчера лежали с Лабаном и разглядывали постройки людей.
«Забавно, – подумал Людвиг Четырнадцатый и почесал у себя за ухом. – Шёл, шёл чуть ли не целый день – а оказался почти рядом с домом».
На миг он даже засомневался, не вернуться ли ему домой: можно ещё поспеть к маминому ужину.
Но в следующий миг от этой мысли он отказался.
«Решил, что убегу из дома, значит, убегу, – пробормотал он про себя. – Вообще всё не так уж плохо. Если бы только не мучил голод».
И он стал через ограду наблюдать за овсяным полем. «Как это вчера говорил Лабан? Из этих растений мама готовит нам овсяную кашу?»
Нельзя сказать, чтобы Людвиг Четырнадцатый так уж любил овсянку, но хоть чем-нибудь наполнить желудок всё-таки было необходимо.