Людовик XIV и его век. Часть первая

Фаворитку ожидали со дня на день. Вот уже двадцать лет она была другом королевы, вот уже десять лет она подвергалась из-за нее преследованиям: сосланная, объявленная вне закона, изгнанная из Франции, подвергавшаяся опасности тюремного заключения, она бежала, переодетая в мужское платье, которое, впрочем, она носила с таким же изяществом, как и женское,[21] и точно так же, как Ганнибал повсюду искал врагов римскому народу, она искала во всех европейских государствах врагов кардиналу Ришелье.

Возвращение г-жи де Шеврёз, как и все, что она предпринимала, наделало много шума; она покинула Брюссель, имея при себе двадцать карет, и въехала во Францию, сопровождаемая свитой, которая подобала королеве. Вспоминая свое прежнее влияние на Анну Австрийскую во времена ее любовных увлечений и ее несчастий, она, несомненно, воображала себя единственной и подлинной регентшей Франции и, пребывая в этом убеждении, с великой радостью спешила вернуться в Париж. Однако в трех дневных переходах от столицы она увиделась с принцем де Марсийяком, который выехал навстречу ей, намереваясь предупредить ее об истинном положении дел.

— Королева, — сказал он, — сделалась серьезной и набожной, она больше не та, какой вы ее оставили; поэтому подумайте о том, как согласовать ваш образ действий с этим предупреждением, ибо я приехал сюда именно с целью дать вам такой совет.

— Хорошо, — ответила г-жа де Шеврёз, улыбнувшись с видом женщины, твердо уверенной в самой себе.

И, не останавливаясь, она продолжила свой путь, проездом через Санлис взяла с собой мужа и прибыла в Лувр.

Королева тотчас приняла ее и, казалось, даже испытала большую радость, увидевшись с ней снова; но, тем не менее, этот прием, в котором сквозила некая церемонность, был далек от того, какого ожидала г-жа де Шеврёз: помимо того, что Анна Австрийская, как и говорил принц де Марсийяк, стала серьезна и набожна, подле нее находилась принцесса де Конде, красавица Шарлотта де Монморанси, прежняя соперница г-жи де Шеврёз, а она в свои пятьдесят с лишним лет не сделалась снисходительнее к другим и заранее настроила королеву против ее старинной подруги, «остававшейся, — говорит г-жа Мотвиль, — все в той же расположенности к кокетству и тщеславию, которые являются дурным дополнением к сорокапятилетнему возрасту».

К тому же, как и вообще все изгнанники, г-жа де Шеврёз не ощущала хода времени и полагала найти во Франции все в том же виде, в каком она ее оставила. Однако изменились не только личные, но и политические пристрастия королевы: первые — подчиняясь влиянию людей, вторые — влиянию событий. Госпожа де Шеврёз знала любовь королевы, возможно немного корыстную, к своему брату и ее глубочайшее расположение к Испании, ради которой она не раз готова была пожертвовать благом Франции. Но Анна Австрийская не была более той бесплодной и гонимой женщиной, что вступала в заговоры герцога Орлеанского; это была мать короля, регентша Франции. Чтобы быть хорошей сестрой, ей следовало бы оказаться плохой матерью, а чтобы оставаться хорошей испанкой, ей следовало бы сделаться плохой француженкой.

Госпожа де Шеврёз не понимала всего этого, и потому она удалилась, не особенно довольная оказанным ей приемом и не заметив, что вследствие своих сношений с Фландрией, Лотарингией и Испанией сама, в свой черед, стала врагом государства. Но если г-жа де Шеврёз вела всю свою политику открыто и громогласно, то теперь она имела дело с человеком совершенно противоположных правил. В тот самый день, когда она была принята королевой, через два часа после того, как она от нее вышла, ей доложили, что явился кардинал Мазарини, который просит ее оказать ему любезность, уделив время для беседы с ним. При этом известии г-жа де Шеврёз воспряла духом: если министр первым идет ей навстречу, это значит, что она нисколько не утратила своего могущества, и, если он сам является к ней, это значит, что он нуждается в ее помощи. Так что г-жа де Шеврёз приняла вид королевы, чтобы принять бывшего слугу кардинала Бентивольо.

Мазарини вошел в комнату — исполненный почтения, любезный, улыбающийся и еще более медоречивый, чем всегда. Узнав, по его словам, о приезде г-жи де Шеврёз, он тотчас поспешил исполнить свой долг и засвидетельствовать ей свое почтение. Более того, поскольку ему известно, что выплаты из казначейства происходят медленно, и у него нет сомнений, что г-же де Шеврёз после столь продолжительной и столь дорогостоящей поездки нужны деньги, он принес ей пятьдесят тысяч экю золотом и просит принять их в качестве ссуды.