Людовик IX Святой

Второй уровень рассмотрения персоны короля имеет перед собой несомненно более сложную и проблематичную по самой своей постановке задачу. Смысл ее может быть определен как целенаправленное притязание на соприкосновение с «реальной личностью» героя, что обнаруживается в многократном повторении автором определения-метафоры «истинный Святой Людовик». Исследовательская парадигма в данном случае определяется двойственной соотнесенностью героя и эпохи: принадлежность Людовика своему времени и роль короля в формировании облика эпохи. Ж. Ле Гофф высказывает согласие с идеей Д. Леви о том, что биография представляет собой идеальное поле для определения меры свободы в действиях «агентов» — участников исторического процесса, равно как и для наблюдения за характером функционирования нормативных систем, не лишенных внутренних противоречий. Из фокуса пересечения биографического времени и времени исторического персона Людовика переносится в фокус соотнесенности личных ценностных установок и индивидуального действия с идеологическими и нормативными моделями эпохи.

Анализ или, точнее, реконструкция личности Людовика как историко-культурного феномена осуществляется Ж. Ле Гоффом путем ее рассмотрения в двух культурных и идеологических контекстах. Первый из них очерчен проблематикой сакрализации и легитимизации власти правителя, второй — системой представлений о святости, их идеально-нормативного и иерархического положения в общей системе религиозного сознания ХIII века. Исследователь полагает, что именно указанные социально-этические и ценностные системы в наибольшей степени повлияли на формирование персоны Людовика как с точки зрения личного поведения и самосознания, так и в плане ее восприятия извне. В сущности, исследование ставит своей целью триединую задачу: представить Людовика как личность, как короля и как святого, причем все ипостаси героя оказываются глубоко и органично взаимосвязаны.

Уже на уровне формулирования задач исследования мы видим тесное переплетение различных по своему характеру проблемных, методических и тематических установок. Историческая картина, реконструируемая Ж. Ле Гоффом, совмещает сразу несколько ракурсов, задаваемых нередко прямо противоположными точками наблюдения, которые историк пытается привести к органическому единству в рамках своей работы. С одной стороны, Ж. Ле Гофф стремится реализовать давно интересующий его замысел «тотальной» истории, с другой — проверить устойчивость традиционных конвенций жанра исторической биографии. Его работа представляет собой попытку плодотворного сосуществования разных течений социально-культурной истории: истории структур и «длительных процессов» и частной истории, исходящей из целесообразности изучения «индивидуальных» случаев и ситуаций, в которых преломляется культурное своеобразие эпохи. Весьма существенным кажется обращение Ж. Ле Гоффа к актуальной и весьма болезненной для традиционного исторического исследования проблематике так называемой «литературной критики». В частности, значительное место в работе уделено вопросу о мере адекватности образа исторических текстов стоящей за ним исторической реальности. Феномен «стилизации» как универсального средства самосознания и самовыражения и одновременно — самомаскировки общества выводится Ж. Ле Гоффом за пределы анализа собственно «литературных текстов» и осознается как кардинальный объект историко-культурной интерпретации. В этом смысле его подход обнаруживает точки соприкосновения с так называемой «новой культурной историей». Наконец, самим автором в качестве сквозного и исходного осознается вопрос о соотношении собственно исследовательской и нарративной сторон исторического сочинения. Желание разрешить проблему, как и для чего должна создаваться историческая биография, признается Ж. Ле Гоффом как импульс, спровоцировавший его «предприятие». За ним стоит не только указанное выше желание проверки гибкости консервативного жанра с точки зрения адаптации новой проблематики, но и определение степени влияния формальных канонов жанра на процесс и результаты исследования.

Круг историографических проблем, затрагиваемых автором, также поражает своей широтой и разнообразием. Интенсивному обсуждению подвергаются актуальные вопросы культурной и социальной истории: восприятие времени и пространства, городская культура и ментальность, роль интеллектуалов в средневековом обществе, социальная память и факторы ее развития, представления европейцев об иных землях, изобразительное искусство как предмет социально-культурной интерпретации. Ведущее положение, однако, занимают две проблемы: символический язык и идеология власти — во-первых, и система религиозных представлений и идеал святости — во-вторых. Обсуждение этих проблем автором^ будучи сконцентрировано специально на 13-м столетии, имеет широкую хронологическую перспективу, уходящую, с одной стороны, в раннее Средневековье, с другой — в живую современность.