Люди сороковых годов

Где-то на самом верху в страшном провале пустой пятиэтажной коробки, облизанной огнем и покрытой копотью, чудом уцелел обломок ванной комнаты: аккуратная газовая колонка, сверкающая нетронутая эмаль ванны, а из ванны тянется к солнцу молодая березка.

Внизу на кирпичах двое бойцов приладили котелок и варят на костре свой походный кулеш.

Хрустит под ногами стекло. Слышен щебет птиц, свивших гнезда в развалинах. Я иду вдоль того, что было Крещатиком, и читаю еще совсем свежие надписи на камнях: "Мама! Ищи меня на Подоле у Петровых", "Кто знает, где Настя Кравчук, напишите - Полевая почта 45510 А. Г. Кравчун"... А вот табличка: "Хождение опасно". Я смотрю вверх: ветер раскачивает одинокую шестиэтажную стену, задумчиво глядящую голубыми глазницами бывших окон на мостовую: упасть или не упасть?..

И здесь же, на рушащихся стенах, остатки довоенных рекламных плакатов, резко контрастирующих с этим пейзажем: "Чтоб быстрее потолстеть, надо сдобы больше есть", "Качество наших хал выше всяких похвал", "Вимагайте всюди морозиво". А рядом угловатая динамичная надпись углем: "Здесь был детский кинотеатр "Смена". Его ежемесячно посещали сто тысяч зрителей. Вот что сделали с ним фашисты. Отомстим!" На Крещатике у развалин старой думы каким-то чудом сохранился нетронутым один фонарь - стройный, сияющий, с двумя матовыми стеклянными шарами, оплетенными изящной проволочной сеткой, - единственное на весь центр города, живое напоминание о былом.

И тут же - жизнь. Она пробивается сквозь тление руин, как вот эта свежая, сочная травя, тянущаяся к солнцу из щелей между битыми кирпичами, засыпавшими землю. Вот в кузове разбитой немецкой машины орудует малыш, самозабвенно воспроизводящий всю гамму звуков большого города от рычания мотора и скрипа тормозов до свистка милиционера и шелеста листвы каштанов. "Ты откуда?" - "Я здешний, мы пока живем вон там, в подвале..." - "А где твоя мама?" - "А вон там, за углом, на воскреснике..." Я сворачиваю за угол и останавливаюсь, пораженный увиденным: во всю ширину разрушенного проспекта чернеет огромная толпа людей.

Молча, сосредоточенно люди разбирают завалы, подносят кирпичик за кирпичиком к платформе грузового трамвая, сгребают в кучи щебень и уносят его на носилках, с великим трудом растаскивают переплетенные силой взрыва стальные балки перекрытий. Рядом работают рабочие "Арсенала" и студенты, колхозницы и профессора. Над грудами щебня развеваются знамена - на воскресник приходят организованно.

И вот я уже покидаю Киев. Еду на грузовике. Впереди стелется розоватый асфальт прямого как стрела Житомирского шоссе, которому за эти годы было суждено не раз становиться осью стремительных и грозных военных операций. По сторонам - сосновые леса, опаленные войной села, одни разбиты больше, другие - меньше, но пострадали все. Часто попадаются изуродованные немецкие танки, бронетранспортеры, машины. В одной из деревень мои спутники-катуковцы узнают и свой разбитый танк, брошенный ими на повороте к Брусилову.

Сейчас рядом с танком шумит деревенский базар. Идет бойкий торг добротно склепанными деревянными ведрами, сплетенными из алюминиевых лент кошелками - гитлеровцы сбрасывали с самолетов эти ленты, чтобы перехитрить наши радары, - самогоном, молоком. Можно купить яиц - по пятьдесят рублей десяток, что по военному времени считается не так уж дорого. С полуразбитой деревянной колокольни доносится надтреснутый звон - он зовет к заутрене по случаю воскресного дня.

В ста тридцати километрах от Киева - Житомир. Минуем большой аэродром, где то и дело взлетают и садятся грузовые самолеты, и станцию, где так же царит оживленное движение; теперь и Житомир - глубокий тыл. Это город зеленый, привлекательный, почти не затронутый разрушениями. Совсем иначе выглядит Бердичев, через который мы проезжаем позднее, - он весь лежит в развалинах. Только тенистые дубравы здесь остались, кажется, неизменными. И наконец Винница, большой и красивый украинский город, который Гитлер одно время использовал для своей ставки на Восточном фронте. Отсюда начался минувшей весной крестный путь крупной немецкой группировки, спасавшейся бегством от Советской Армии.

Медленно-медленно едем по вдребезги разбитому шоссе Винница - Бар, превращенному в бесконечное кладбище германской военной техники. Впереди, насколько хватает глаз, - разбитые "тигры", автобусы, "оппели", вездеходы, грузовики с пушками на прицепе, шестиствольные минометы - все вперемешку, в страшном хаосе, вдребезги расколоченное. Видать, здорово погуляли здесь наши танки и штурмовые самолеты, когда вся эта техника влипла в грязь и застыла на месте...

На следующий день мы перенеслись в Буковину - прозрачные, светлые буковые рощи, в них щиплют траву овцы. Пастушата машут нам руками. Деревни здесь утопают в густых садах. Следов разрушений не видно - наши танки промчались к Черновицам так стремительно, что гитлеровцы не успели ничего тронуть.