Люди сороковых годов

Официально после десяти по деревне ходить не разрешается. Военком танкового батальона Самойленко строго говорит патрульным в черных шлемах: «Так смотрите же, чтобы в десять никого здесь не было!» И те подтверждают, что приказание будет выполнено, хотя им, как и военкому, хорошо известно, что время уже за полночь. А дежурный по колхозу, бородатый дед, простодушно говорит бойцам: «Это только ради вас терплю, в кои-то веки вам еще погулять счастье выпадет. А так давно инструкцию исполнил бы…»

Что ждет эту деревню завтра? Как сложится военная обстановка нынешним летом? Кто знает… Но как сильно хочется — до боли в сердце, — чтобы война на сей раз прошла мимо этих славных людей, которые уже столь много выстрадали и которые, забыв о своей обиде на Красную Армию за то, что она «так далеко допустила гитлеровского змея», готовы и сейчас делиться с нею последним, видя в солдатах своих родных сыновей…

События начались так…

Случилось так, что памятную ночь двадцать восьмого июня тысяча девятьсот сорок второго года, когда вермахт начал свое большое наступление, я встретил в боевом охранении 4-го гвардейского полка (ранее 401-го стрелкового) 6-й гвардейской дивизии, входившей в 13-ю армию. Хотелось написать очерк о комсомольцах, несущих свою вахту на самом переднем крае. Я познакомился там с замечательными ребятами, узнал многое об их фронтовой жизни, но очерк этот так и остался ненаписанным: грянул гром большой битвы, в которой важную роль должны были сыграть танкисты, и мне надо было вернуться к Катукову.

Разыскивая след 1-го танкового корпуса, я заехал в Елец, близ которого расположился штаб фронта. Запыленный фронтовой автомобиль с ходу влетает в этот тихий зеленый прифронтовой город. Елец как будто выглядит очень мирно. Но это обстрелянный город, город-фронтовик.

В Ельце знают цену бою. Может быть, поэтому сейчас здесь так спокойно? Сегодня город трижды подвергался воздушным налетам: в четыре часа утра прилетали немецкие разведчики, в пять часов и в полдень — бомбардировщики. Били по вокзалу. Тревога за день объявлялась шесть раз, гитлеровцев отгоняла наша авиация. И все-таки, укрывшись за широкими линиями заграждений, за противотанковыми рвами и минными полями, за проволокой в несколько рядов кольев, ощетинившись зенитками, город продолжает жить и работать. Все так же дымят трубы на предприятиях. На углу площади продают розы, по радио транслируют вальсы Штрауса. Девушки идут в городской сад посмотреть кинокартину «Трактористы». У одной из них — свежая повязка на голове, вероятно след бомбежки. А на окраине сада стоят военные патрули, зорко всматривающиеся в голубое небо. Оно не предвещает ничего хорошего. В газетном киоске я покупаю свежий номер «Красной звезды», развертываю его и замираю как вкопанный: передо мной страшный снимок горящего Севастополя до боли знакомая площадь у Графской пристани и в центре — окруженный пожарищами незыблемый памятник Ленину. Да, судя по всему, нас ждет еще одно горькое лето…

Сворачиваю в соседнюю улицу и вдруг вижу на скамеечке своих друзей из фронтовой газеты «На разгром врага» Хелемского и Викторова; оказывается, редакция переезжает из города в деревню: в городе стало слишком беспокойно. Узнаю у них, что на фронт приехал фоторепортер «Комсомольской правды» Борис Фишман на своем знаменитом, видавшем виды под Москвой пикапе. Стало быть, кончаются мои мытарства, перестану охотиться за попутными машинами, будем ездить вместе с Борисом.

* * *

В штаб фронта добрались только к вечеру. Здесь выяснили, что командование фронта уже ввело в бой свои танковые соединения. На левый фланг 13-й армии брошен 1-й танковый корпус Катукова, занявший рубежи вдоль левого берега реки Кшень, южнее города Ливны, к стыку 13-й и 40-й армий 16-й танковый корпус Павелкина. Кроме того, 40-ю армию подкрепили двумя танковыми бригадами — 115-й и 116-й.

Положение на Брянском фронте становилось тревожным, и Ставка Верховного Главнокомандования перебрасывала сюда новые и новые танковые части: с Юго-Западного фронта к Старому Осколу выдвигались 4-й корпус Мишулина и 24-й Баданова, из Воронежа — 17-й корпус Фекленко. Кроме того, в полной боевой готовности находилась 5-я танковая армия Лизюкова, ударную силу которой составляли 2-й и 11-й корпуса.

Повторяю, многое нам было еще неясно, многое было непонятно, но в одном мы были уверены: солдаты и офицеры, с которыми мы так близко сошлись и подружились за год войны, сделают все возможное и даже невозможное, чтобы остановить и отбросить новую волну гитлеровского наступления. И теперь, три с лишним десятилетия спустя, когда я перелистываю свои записи, относящиеся к той поре, как-то становится теплее на душе при мысли о том, что в июне июле 1942 года на мою долю выпало редкое счастье — еще раз стать очевидцем поистине поразительных боевых дел людей в броне.